Вуали Фредегонды - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Луи Фетжен cтр.№ 38

Утром, когда Фредегонда проснулась, она не чувствовала никакой боли, а Уаба, выбившаяся из сил, дремала в углу рядом с камином. Молодая женщина не стала будить ее и принялась внимательно изучать черты лица той, которая долгое время заменяла ей мать и кого она считала умершей. Никогда еще Уаба не казалась ей такой красивой. Волосы ее побелели, на лице не было ни следа краски, медные украшения исчезли. Она была одета в серое платье и закрывающий плечи капюшон из грубой шерсти — обычную одежду служанки. Но лицо ее было словно озарено изнутри мягким сиянием, которого Фредегонда никогда прежде не видела. Само присутствие Уабы, даже в большей мере, чем эта комната, чем ее собственная новая служанка и обращение «дамуазель», наполняло ее несказанным счастьем, словно теперь для нее по-настоящему открылась новая жизнь.

В это время прямо под окном резко залаяли собаки, и это разбудило Уабу.

— Мать…

Глаза Фредегонды наполнились слезами, но она улыбалась, крепко сжимая руки Уабы. Та поднялась, обняла ее и крепко прижала к себе. Они долго стояли, обнявшись, потом Уаба мягко отстранилась от воспитанницы.

— Ты не должна больше меня так называть, — прошептала она.

Она направилась к двери, но Фредегонда мгновенно удержала ее:

— Не уходи!

— Я должна быть на кухне. Сенешаль [47] не церемонится с теми, кто опаздывает…

— Я хочу, чтобы ты осталась со мной! Король…

Она немного поколебалась, словно подбирая слова, но потом с гордостью выпалила:

— Король — мой любовник! Мне достаточно сказать слово — и тебя оставят при мне!

Уаба невольно улыбнулась, но тут же почтительно склонилась перед ней.

— Это будет большая честь для меня, дамуазель Фрёдегонда!

Но сейчас она все же решила уйти и только, обернувшись с порога, добавила:

— Нужно, чтобы ты об этом знала… Твоя сестра умерла в первый же год. Она хотела убежать, и они устроили охоту на нее…

Лицо Фредегонды посуровело.

— Ты, должно быть, что-то спутала. — Она натянула до подбородка простыню и отвернулась. — У меня никогда не было сестры.

Уаба ничего не сказала, но эта внезапная жесткость черт Фредегонды поразила ее…

Сейчас у Фредегонды было точно такое же выражение лица. Медленно входя в воду, она казалась невинной, чистой и в то же время недосягаемой, хотя и открытой взглядам всех, мужчин и женщин. Belisama gatalis…Великая куртизанка…

Священник в сопровождении Одоверы и королевского капеллана, исполнявшего роль крестного отца, приблизился к краю бассейна, опустился на колени возле молодой женщины, положил руку ей на голову и произнес ритуальные слова:

— Отрекаешься ли ты от Сатаны, от его соблазнов, от его козней?

— Отрекаюсь.

— Крещу тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа.

И священник быстрым движением окунул ее голову под воду. Когда голова Фредегонды снова показалась из воды, послышались смешки и приветственные возгласы собравшихся. Одна лишь королева не разделяла всеобщего благодушного настроения. Она снова вернулась к королю и хотела забрать у него сына, но тот слегка нахмурился, и Одовера оставила свое намерение. В это время Фредегонда вышла из ледяного бассейна — так же медленно, как и вошла. Сквозь мокрую ткань рубашки, прилипшую к коже, каждый мог видеть малейший изгиб ее тела. Длинные черные волосы, блестевшие от воды, будто водоросли, безразличный и высокомерный взгляд, нагое тело, обтянутое облегающей мокрой тканью, и тонкий черный поясок, двигавшийся на бедрах при каждом шаге, — все это делало ее похожей на наяду, выходящую из источника. Оказавшись на верхней ступеньке, Фредегонда коротко взглянула на женщину, державшую в руках ее плащ, и та мгновенно приблизилась к ней. Перед тем как закутаться в плащ, Фредегонда обернулась ко всем со спокойным бесстыдством, словно давая возможность напоследок разглядеть себя и священнику, и крестной матери, и прежде всего Хильперику.

Тот наклонил голову, чтобы скрыть улыбку, и сделал вид, что целует Хловиса.

Многое меняется; когда уже думаешь, что все потеряно, — вдруг все возвращается к тебе. Я больше не была ни слепой восторженной поклонницей, готовой отдать жизнь за своего повелителя, ни робкой юной девушкой, готовой оставить его наслаждаться объятиями жены. Мое крещение скорее отдалило меня от Бога и этой двуличной религии, с ее фальшивым смирением и наивными поучениями. Моей единственной религией было следование своим целям, а самая главная цель была — стать королевой.

Я испытывала к Одовере ненависть даже большую, чем любовь к твоему отцу, поскольку отныне эта любовь была замутнена озлобленностью оттого, что я чувствовала себя униженной и обманутой. Я все еще любила его — и любила до самого конца, — но я хотела, чтобы он страдал, терзался, чтобы он бросил, все ради того, чтобы завоевать меня.

Во дворце шептались, что Уаба — чародейка, и нас побаивались. Мы были одни, но у нас была воля, яростная и непреклонная, и мы готовы были на все, чтобы я заняла свое место рядом с королем.

Я не знаю, как бы все сложилось, если бы король не затеял эту войну. Далеко на востоке гунны вторглись в земли его брата Зигебера, и, когда тот выехал им навстречу с огромной армией, Хильперик решил, что его час настал. Он ошибался…

Весна 562 г.

Ближе к ночи над горизонтом, отмеченным верхушками деревьев громадного соснового леса, темного и такого густого, что никто и не думал о том, чтобы пересекать его до наступления утра, появилось зарево от горящих деревень. От этого зрелища сжималось сердце и замирала душа. Гунны вернулись…

Выехав им навстречу из Реймса с тысячей человек и пятью сотнями лошадей, Зигебер пересек Рейн, и на германских землях к нему присоединились войска саксонцев и тюрингцев. Это большое войско, чьи клинки и доспехи блестели в последних лучах заходящего солнца, словно сделало более реальной нависшую угрозу. Воины стали невольно прислушиваться, как будто с такого расстояния можно было услышать крики и мольбы тех, кого сейчас убивали. И каждый, глядя на отсвет пожаров в небе, вспоминал истории, которые слышал от своего отца или деда. Гунны были особыми Противниками, не такими, как все остальные…

Веком раньше их самый могущественный царь, Аттила, разграбил Метц и прошел войной через всю Франкию до самого Орлеана. Нет — это было больше, чем война. Гораздо хуже… Большинству из собравшихся здесь людей уже не раз доводилось сражаться, и многие из них видели и даже сами, одержимые яростью или под страхом смерти, совершали очень жестокие поступки. Но бесчисленные ужасы, творимые гуннами — этими уродливыми всадниками, превосходили человеческое понимание, и рассказы об их безумной жестокости передавались из поколения в поколение.