Жизнь Габриэля Гарсиа Маркеса - читать онлайн книгу. Автор: Сильвана Патерностро cтр.№ 6

МАРГАРИТА ДЕ ЛА ВЕГА. Когда я познакомилась с его отцом, тот имел обыкновение сидеть в компании других мужчин — теперь здесь, в Картахене, это уже не принято, знаете, туризм и все такое — на площади Боливара, это та, что снаружи перед Дворцом инквизиции и муниципалитетом. Теперь на ней по полудням устраивают представления — исполняют народные танцы. Местные собирались там и болтали, особенно ближе к вечеру, в сумерках. Мой отец с ними никогда особо не рассиживался, ему было некогда, он вел беседы в другое время — он работал врачом, и его кабинет располагался неподалеку. А вот дядя — вечный бездельник и расточитель, — тот постоянно там околачивался.

На той площади частенько сиживал и великий поэт Луис Карлос Лопес ^[18] — Одноглазый Лопес, как его еще называли, — и рассказывал разные истории. Тогда такое времяпрепровождение считалось богемным — сидеть на площади и, развесив уши, слушать чьи-то байки, потягивая ром. Отец Гарсиа Маркеса тоже обожал рассказывать истории и потому бывал там.

Он успел пожить во множестве мест и потерпеть много неудач. А сколько профессий он перепробовал! Одно время работал телеграфистом. Иначе говоря, он и есть тот самый герой романа «Любовь во время чумы», который приезжает в город работать на телеграфе и влюбляется в мать Габо, между прочим, дочку самого уважаемого в городе человека. Это мы сейчас уже не о Картахене ведем речь, а об Аракатаке. В его роду — выдающиеся имена. Полковник Маркес. Маркес Игуаран считались семейством с определенными традициями. Игуараны происходят из Гуахиры, а Маркесы — из Санта-Марты и из Фундасьона, к тому же она — самая прелестная девушка во всем городе. Очень хорошенькая, прямо красотка. Познакомившись с ней, я с первого взгляда поняла, несмотря на ее преклонный возраст, насколько хороша она была в молодости. А он — так себе, простоватый. Даже в старости не представлял внешне ничего особенного. Он учился какое-то время на удаленных курсах по фармакологии, работал фармацевтом. А потом стал практикующим гомеопатом.

КАРМЕЛО МАРТИНЕС. Он умер в Картахене, когда скупал чеки на чужие жалованья. Учителям никогда не платили. И то, что им были должны за работу — их жалованье, — скупали другие люди по дешевке. С этого и жили.

ХОСЕ АНТОНИО ПАТЕРНОСТРО. Допустим, кому-то полагалось жалованье в сотню, скупщик жалованья подходил к нему и говорил: «Давай я заплачу тебе восемьдесят прямо сейчас? Скажешь в своей компании, чтобы твою сотню выплатила мне. А я заработаю на разнице». Такова была механика сделок. Называлось это скупкой чеков на жалованье. Само жалованье от компании надеялся получить скупщик.

Происходило это в парке или на городской площади. Мужчины вечно нуждались в деньгах, вот и находили какого-нибудь типа, который скажет: «Я тебе отсыплю денег, но давай отойдем вот туда». В Картахене такой торг велся на площади Боливара, с внешней стороны, где Дворец инквизиции и муниципалитет. Эти типы выкупали чьи-нибудь зарплатные чеки, потом шли в контору к кассиру госучреждения и говорили: «Таким-то не платите. Смотрите, они переписали свой чек на жалованье на меня, мне его и выдайте». Причем это было совершенно законное дело. Приведу в пример Марко Фиделя Суареса, он занимал пост президента Колумбии. Марко Фидель Суарес — из бедных слоев, сын прачки; отцом же его, как поговаривают, был генерал Обандо ^[19]. Когда Суарес избрался в президенты, его мать тяжело заболела. Так он два-три месяца не получал свою президентскую зарплату, договорившись с местным ростовщиком, тогда подвизавшимся в Боготе и ссужавшим президента деньгами. Тот ростовщик велел казначею Управления делами президента Республики, чтобы он эти месяцы выплачивал зарплату не президенту, а такому-то и такому-то.

Суареса погнали из президентов — тогдашние политики посчитали, что президенту не пристало продавать свои зарплатные чеки.

КАРМЕЛО МАРТИНЕС. С давних пор это повелось. Так оно и есть, уж поверь, миленькая.

РАМОН ИЛЬЯН БАККА. Осмелюсь заметить, что за этими байками о Брюсселе и Гарсиа Маркесе нет ничего, кроме слухов, потому что они не из тех семейств, чтобы разъезжать по Брюсселям. У него ни денег не было, ни земли. Это в «Сто лет одиночества» один из Буэндиа под конец отправляется в Брюссель, верно? Да, такая мода тогда была — уезжать на учебу в Брюссель. Но он об этом разве что на стороне слышать мог, а никак не в своей семье. Вот мои тетки — да, десять лет в Брюсселе прожили, а до того их посылали в Антверпен.

Транкилина иногда оставалась переночевать в доме у моих теток — здоровенный такой родовой дом, из хлебосольных, где усадят за стол и накормят всякого, кто бы ни зашел. Огромные столы, всегда накрытые, готовые принять кого-то из знакомых; те из Аракатаки или Гуакамайи часто наезжали — кто ферму держал в тех краях, а кто родней управляющему приходился, ну или что-нибудь вроде того. Обычно прибывали утренним поездом, чтобы за день со всеми делами разделаться, а на следующий вернуться поездом домой. До вечера обернуться не получалось, вот и оставались переночевать в Санта-Марте. Потому дом моих тетушек у них в чести был. Когда Гарсиа Маркес напечатал свои «Сто лет одиночества», тетушки так отреагировали: «Кто бы мог подумать, что внук Транкилины вырастет таким башковитым?» Да, так прямо и сказали.

МАРГО ГАРСИА МАРКЕС. В Аракатаке мы жили с моими дедушкой и бабушкой, с Габито и с нашей тетей Мамой; по-настоящему ее звали Франсиска Мехиа, она приходилась нашему дедушке Николасу Рикардо Маркесу Мехиа двоюродной сестрой. Замуж она так и не вышла и была, что называется, женщиной с характером. К примеру, ей доверяли хранить ключи от церкви и от кладбища. Однажды люди пришли к ней и попросили ключи от кладбища, чтобы похоронить покойника. Тетя Мама пошла искать эти ключи, а потом отвлеклась на какие-то другие хлопоты и напрочь забыла о пришедших. Часа через два вспомнила, что за ключами шла. Представляете, тому покойнику пришлось дожидаться, пока она не появится с этими благословенными ключами. И хоть бы кто осмелился ей выговорить. А еще у тети Мамы была обязанность печь гостии для нашей церкви, и она их пекла в доме моего дедушки. Помню, какое это было счастье для нас с Габито — уплетать обрезки от тех гостий.