Каков же в итоге наш арсенал средств космической войны? «Современную войну можно вести на стольких восхитительно разнообразных уровнях», – говорит жуткий барон Вер Дорко в классическом шедевре научной фантастики «Вавилон-17»
. Да, вообразить можно невероятное изобилие средств уничтожения: направленная масса, направленная энергия, оружие химическое, биологическое, электронное, ядерное, кибернетическое, наземное, подводное, воздушное, орбитальное, паразитное, рукопашного боя, ближнего действия, дистанционно управляемое, роботизированное, действующее на участке разгона или на курсе, целевого назначения, действующее по площадям, «умное», «тупое». Но если взять космическую составляющую этой пестрой картины, в реальности от этого перечня почти ничего не остается. Все сводится к угрозе и сдерживанию, к понятиям потенциала, мощи, реального и кажущегося превосходства. И тем не менее повсюду в мире те, кто руководит войсками, и те, кто обеспечивает национальную безопасность, не оставляют попыток сделать воображаемое реальным.
_______________
Перед лицом множества созданных человеческой деятельностью угроз жизни и достоянию людей с самого начала космической эры Генеральная Ассамблея ООН (в числе многих других своих безуспешных начинаний) добивалась установки правил, в соответствии с которыми можно было бы достигнуть «свободы научных исследований [и] международного сотрудничества в изучении и использовании космического пространства». Она стремилась к тому, чтобы космос был свободен от оружия, чтобы «избежать серьезнейшей угрозы международному миру и безопасности»
. Спустя несколько десятилетий ООН начала также пытаться урегулировать растущие проблемы космического мусора и глобальной космической безопасности
.
Некоторые могут назвать такие усилия наивными – сказать, что любой, кто обладает космическими средствами, должен заботиться об их защите, что милитаризация космоса в интересах защиты этих средств неизбежна, что один неуравновешенный человек, пришедший к власти, может свести на нет действие любых договоров в области космоса, принятых мировым сообществом. На это другие могут ответить, что чьи угодно космические средства были бы гораздо более уязвимы, не будь в этой области международных соглашений или разрешений, не будь коллективных усилий, направленных на сохранение того, что каждая сторона в отдельности имеет. Как указывает Джеймс Клей Мольц, специалист по ядерным и другим конфликтам, «с односторонним военным подходом к проблеме космической безопасности далеко не уедешь». Страх ответного удара и стоимость эскалации – вот что сдерживает большинство приверженцев односторонних действий.
Один из немногих путей движения вперед, к безопасности – дипломатия. Каким бы произвольным ни казался выбор даты и места рождения космической дипломатии, начнем с 4 октября 1954 года, с организационного заседания Международного совета научных союзов в Риме, на котором был предложен и спланирован первый (и оставшийся единственным) Международный геофизический год. Забавно, что продолжался он полтора года, с июля 1957-го по декабрь 1958 года. МГГ стал оттепелью в холодной войне: «оттаяли» замороженные научные контакты в области океанографии, сейсмологии, гляциологии, метеорологии, изучения солнечной активности и смежных наук. В МГГ приняли участие 67 стран, включая Соединенные Штаты и Советский Союз.
На том совещании представители США предложили, чтобы в ходе МГГ были запущены спутники, несущие научную наблюдательную аппаратуру. Историк Уолтер А. Мак-Дугал пишет, что вскоре после того, как закончилась Вторая мировая война, спутники наблюдения и разведки шли первым номером в списке запросов американских инициаторов космической экспансии, но что такие спутники «представлялись крайне щекотливым вопросом с точки зрения международного права, дипломатии и стратегии». Только чисто научный спутник мог воплотить принцип свободы космического пространства – американцы называли его принципом «открытого неба». Таким образом, предложение, сделанное в рамках МГГ в международном контексте, оказалось счастливой возможностью реализовать назревшую необходимость. И хотя советские представители никак не комментировали американское предложение, комитет в целом единодушно приветствовал его. Это одобрение «взвело курок на стартовом пистолете в гонке спутников»
.
И американские, и советские ученые уже почти десять лет разрабатывали искусственный спутник Земли и ракету или ракетный комплекс для его запуска
. В начале октября 1945 года, спустя месяц после формального окончания Второй мировой войны, в ВМФ США был создан Комитет по оценке осуществимости космической ракеты. В том же 1945 году и с той же целью – определить степень реальности новой технической идеи – был учрежден объединенный Комитет армии и флота по управляемым ракетам. В ходе двух сверхсекретных операций, «Оверкаст» и «Скрепка», в Соединенные Штаты были доставлены из Германии сотни тонн оборудования, огромное количество технической документации и десятки вымытых и накормленных нацистских ученых и инженеров в области ракетной техники, в том числе сами Вернер фор Браун и Артур Рудольф. К 1946 году новые консультативные структуры, такие как проект RAND авиакомпании «Дуглас» и Комиссия по воздушной политике при президенте Трумэне, были завалены работой (вспомним, что в первом докладе корпорации RAND был представлен предварительный проект спутника). В том же году астрофизик из Йельского университета Лайман Спицер представил в RAND доклад «Астрономические преимущества внеземной обсерватории». Установленный в космосе телескоп, свободный от влияния атмосферы, искажающего изображения, мог бы лучше любого наземного телескопа регистрировать видимый свет, приходящий из Вселенной, и, кроме того, мог бы принимать излучение в полосах спектра, почти полностью задерживаемых атмосферой, таких как ультрафиолетовое и инфракрасное. Космический телескоп Хаббла – это осуществление идей Спицера
.
Вскоре за первенство в военных научно-технических космических разработках началась внутренняя конкуренция между новообразоваными ВВС США (до 1947 года они входили в состав армии), армией и ВМФ
. ВВС и RAND сосредоточились на возможности реализации идеи самого спутника, тогда как армия и флот – на ракете, которая вывела бы спутник на орбиту. У различных лагерей были и различные приоритеты. К началу 1949 года потенциал спутника в смысле престижа и как средства разведки явно перевешивал его предполагаемое значение как платформы для размещения оружия. Возникла и мысль, что спутник мог бы стать прекрасным метеорологическим инструментом. К тому времени, как в январе 1953 года Гарри Трумэн покинул Овальный кабинет, был уже заложен фундамент американской космической программы: она должна была дать Америке политические и военные преимущества, но разрабатывать новые поколения вооружений в ее рамках не планировалось.
В Советском Союзе исследования ракет в эпоху холодной войны начались с другой целью: доставки ядерной бомбы на территорию континентальных Соединенных Штатов. Сталин – для которого «опасность заключалась не в самой атомной бомбе, но в американской монополии на бомбу» – спустя несколько дней после Хиросимы дал команду предельно ускорить работы по созданию советской бомбы. С 1947 по 1949 год на это было выделено в семь раз больше средств, чем в тот же период – на разработку ракеты, способной доставить эту бомбу к любой цели на поверхности Земли
. Первые советские ядерные испытания атомной бомбы с плутониевым сердечником (похожей на ту, что Соединенные Штаты сбросили на Нагасаки) состоялись в августе 1949 года. Через четыре года прошли первые советские испытания водородной бомбы с тротиловым эквивалентом почти в двадцать раз выше, чем у атомной. Теперь вопрос доставки вышел на первый план.