Сами мы не местные - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Жукова cтр.№ 46

Так вот, обнаружив, что меня можно в любой момент развести на погладить, пообнимать и поцеловать, он тут же принялся этим пользоваться в качестве ободрения. Если он не уверен, в каком я настроении, то единственный способ его успокоить — это как-нибудь потрогать. Мне нетрудно, конечно. Но забавно.

Вот и сейчас приходится перестать грести и повиснуть у него на шее, чтобы развеять подозрения.

— Я на такую фигню не обижаюсь, просто захотела на остров сплавать, — говорю и целую его в подбородок. Мне кажется, шрамы чуток сгладились. На вид всё так же, а вот под губами месяц назад по-другому ощущалось…

— А что тебе делать на острове? — спрашивает он, уткнувшись мне в самое ухо. — Там просто лысые камни.

— Не знаю, привычка. Когда купаюсь где-нибудь, если близко остров, надо до него доплыть. А то, чего, по кругу плавать, что ли?

Вот сейчас я его поглажу по голове, и он начнёт меня отпускать. Не сразу. Потихоньку-полегоньку. Ага, руку передвигает с дальней лопатки на ближнее плечо, выпутывает нос из моих кудряшек… А кто сказал, что я хочу, чтоб он меня отпустил, кстати говоря? Я, может, плыть устала, повисеть хочу. Да и вообще. Тёплое море, луна, любимый человек… и нафига мне этот остров?

— Ну вы тут ещё сексом займитесь, — раздаётся над ухом ворчливый голос духовника. — Лиза, понятно, бесстыжая, но ты-то бы хоть постеснялся.

Азамат несколько смущается, но отвечает насмешливо.

— Что ж я буду отказываться, если дают? Я не так уж избалован вниманием, знаешь ли.

Я кусаю его за нос. Он принимается смешно выворачиваться, стараясь меня не оттолкнуть. В итоге я сама отпускаю, потому что хохот разбирает. Алтоша ворчит и отворачивается.

Мы доплываем до острова, на котором и правда лысые камни да пустые чаячьи гнёзда, немного отдыхаем и отправляемся обратно. У берега Алтонгирел демонстративно нас обгоняет и выходит из воды первым, не оборачиваясь и сильно виляя задом.

— По-моему, он всё ещё пытается тебя соблазнить, — хихикаю я. Азамат делает страшные глаза.

— Или тебя. Примерно столь же вероятно.

Духовник одевается и уходит прочь по тропинке к деревне. Мы восстаём из воды, распугивая мальков. Одежду мы повесили на ветку дерева у края пляжа. В лунном свете мне мерещится в развилке какая-то белёсая дымка. Пока мы купались, поднялся ветер, и теперь завывает и скрипит деревьями. В общем, пора идти в номер и ложиться спать, пока не напридумывала себе пугалок. Впрочем, при наличии Азамата под боком ничего мне не страшно. Да и он утверждает, что спать стал гораздо лучше с моим участием — то ли устаёт сильнее, то ли во сне его тоже ощущение другого тела рядом успокаивает, а может, просто регулярный секс положительно действует на нервную систему.

Номера у нас идут подряд вдоль коридора, так что мы оставляем пустым средний и заселяемся в крайний, чтобы не дай бог не нарушить Алтошин сладкий сон. Ополоснувшись от соли, мы с комфортом усаживаемся на напольном лежбище, заменяющем тут кровать, чтобы расчесать Азамата, а то наутро это уже будет невозможно. Я быстро проверяю телефон — не звонил ли кто — и кидаю его рядом, по привычке. Азамат мурлычет что-то себе под нос на землетрясущих частотах и послушно поворачивает голову то так, то эдак, чтобы мне было удобнее.

— Завтра утром ещё искупаемся? — спрашиваю для шума.

— Так мне не в чем.

Я закатываю глаза, хотя он меня и не видит.

— Да что ж ты так стесняешься? Ну подумаешь, увидит тебя кто-нибудь. Ты сюда, может, ещё пятнадцать лет не приедешь, чего дёргаться-то?

— Они будут меня презирать. А мне этого и так хватает…

— По-моему, им для этого не обязательно заглядывать тебе под рубашку, судя по сегодняшнему прецеденту.

— Да. Но если ещё и под рубашку заглянут, то будут презирать вдвое больше. Удивительно, но мне это будет вдвое больнее.

— А я думала, ты считаешь, что это в порядке вещей.

— Это в порядке вещей, да, я не рассчитываю на другое отношение. Но это не значит, что мне приятно или даже всё равно.

Я потихоньку жму пару кнопок на телефоне.

— То есть, внутренне ты вовсе не смирился с тем, что они тебя считают уродом?

— А что, с этим можно смириться? Если б я таким родился, ещё был бы шанс, а так это смешно.

— И тем не менее, ты считаешь нормальным, когда твои приятели тебя так называют? Как Алтоша это любит, громко и возмущённо. И стыдит тебя всё время.

— А что мне остаётся? — он пожимает плечами. — Я не могу себе позволить выбирать друзей или ссориться с ними. Если они меня терпят, хотя и считают уродом, я должен быть за это благодарным.

— А что ты чувствуешь, когда твои друзья называют тебя уродом?

Он некоторое время молчит, обдумывая.

— Одиночество. Я чувствую, что все люди связаны между собой, а меня как будто отстригли. И я могу на них только через забор смотреть, а близко подойти не могу. Я злюсь на них, и тут же чувствую себя виноватым, что навязываюсь, и мне стыдно за злость. Но с другой стороны… главное, тут… они… — он некоторое время путается в словах, и я чувствую, что его вот-вот прорвёт. — Алтонгирел и Эцаган, Ахамба, Эндан, Убуржгун, Онхновч, даже Арон — мне иногда кажется, что им доставляет удовольствие меня унижать, как будто если они лишний раз мне напомнят, что я хуже их, им самим станет лучше! Я не понимаю, неужели трудно иной раз просто промолчать? Конечно ничего требовать от них я не могу, но просто интересно даже, неужели приятно человеку в лицо плюнуть?

Вот это уже больше похоже на нормальную человеческую реакцию. А то «в порядке вещей», «в порядке вещей»… Он временно иссякает, так что я решаюсь немного подстрекнуть.

— Может, они не понимают, что тебе обидно?

— Не знаю, — мрачно отзывается Азамат. — Чего уж тут не понять. Каждый раз как земля из под ног уходит. Вроде только привыкнешь, что человек к тебе хорошо относится, и на, получи снега за шиворот, чтоб не расслаблялся. Не знаю, что тут можно не понять, мне кажется, у меня всё на лице нарисовано, как в букваре.

Вообще, надо отдать ему должное, ничего у него на лице не изображается в такие моменты. Но сейчас это не важно.

— А почему ты их не попросишь не обзываться? Все ведь взрослые люди, они должны понять.

— Мне кажется, они будут надо мной смеяться, что я переживаю из-за ерунды.

— Но ведь это не ерунда!

— Так я же ничего не могу изменить, поэтому надо смириться. А если я не могу смириться, то это мои проблемы, чего их на других перевешивать… Всё равно, что бы они ни делали, я не могу с ними поссориться, других-то друзей мне негде взять. А без них совсем плохо…

— А если бы тебе было где взять других друзей, что бы ты сделал?

— Не знаю, — отмахивается он. — Всё равно этому никогда не бывать, так чего бередить душу? Давай больше не будем об этом говорить, пожалуйста. Одно расстройство от таких разговоров.