2 июня
Исключительная вещь во мне – это моя память. Еще мальчиком я знал логарифмы тридцати или сорока чисел; во Франции я не только знал имена офицерского состава всех полков, но и где корпус был сформирован, в каких сражениях отличился; я даже знал их моральный дух.
3 июня
32-ая полубригада готова была отдать жизнь за меня, потому что после Лонато я написал: 32-я там: я спокоен. – влияние слов на людей поразительно
[449]!
13 июня
По моему мнению, я должен был погибнуть при Ватерлоо или, возможно, несколько раньше. Если бы я умер в Москве, я имел бы, вероятно, репутацию самого великого завоевателя, когда-либо известного. Но в конце концов фортуна посмеялась надо мной. Ужасно, что когда человек ищет своей смерти, он не находит ее. Многие были убиты вокруг меня, передо мной, позади меня, – всюду, но ни одна пуля не задела меня.
14 июня
Подъезжая к Ландсхуту, я встретил ретирующегося Бессьера. Я приказал ему развернуться и маршировать вперед. Он возразил, что там слишком сильный противник. – Идите вперед, – сказал я, и он повиновался. Враг, видя как он переходит в наступление, подумал, что французы сильнее его и отступил. На войне все идет в ход. Высокая мораль лучше превосходства в силах позволяла одерживать мне победы.
17 июня
Гудсон Лоу говорит что я самый хитрый человек в мире. Что я знаю, как принять кроткий вид, если хочу добиться своего. Что именно так я собираюсь выиграть О’Миру. Что принимая лорда Амхерста, я сказался больным и, поскольку тот скоро уезжает [с острова], губернатор не сможет разрушить эффект всего сказанного мной; что я завоевал сердце его Светлости, который известен как не самый умный человек.
Я не желаю иметь никаких отношений с сэром Гудсоном. Пусть он оставит меня в покое, поскольку в веках его дети будут краснеть при одном упоминании собственного имени. Боже праведный! Как вы ошибаетесь, нет человека более бесхитростного, чем я! Напротив, моя беда в том, что я слишком спокойный. Ах! мошенник губернатор!
[450]
3 августа
Гудсон Лоу прежде думал, что ничего из того, что здесь происходит, не станет известным в Европе. Он, вероятно, собирается закрыть солнце своей шляпой. Но все еще есть миллионы людей в мире, интересующихся моей судьбой.
Не одежда делает человека тюремщиком, но собственные манеры и мысли.
24 августа
Неудачи, как вы видите, следуют одна за другой, и когда наступает беда, все идет не так, как надо. Если бы только сражение при Виттории произошло раньше, чем я подписал перемирие! Но это случилось как раз в тот момент, когда я был связан по рукам и ногам. Когда союзники узнали, что моя армия разбита, я потерял свою артиллерию, свой обоз, и что англичане маршируют во Францию, они заключили, что я проиграл. Французы многого не сделали для меня тогда. Во время Каннае римляне удвоили свои усилия, но это случилось потому, что каждый оказался на пороге смерти, грабежа, насилия. Так следует воевать, но в современных кампаниях все опрыскано розовой водой.
28 августа
Иисус вешался, и его примеру следуют многие фанатики, вообразившие себя пророками, мессиями, по нескольку каждый год. Что же является несомненным – так это то, что в в ту эпоху мысли и мнения устремились к единственности Бога, и тем, кто начинал проповедовать, учение было хорошо передано: обстоятельства сделали это возможным. Точно также в моем случае, – возникнув из нижних слоев общества, я стал императором, потому что обстоятельства и мнения были на моей стороне.
3 сентября
Если (Гудсон Лоу) бы мог, он предписал бы мне завтракать в один час, обедать в другой, ложиться спать в то время, которое было им предписано, и лично бы контролировал, что все его указания выполняются. Однажды он споткнется сам об себя. Он не понимает, что ему посчастливилось быть записанным в историю.
28 сентября
О’Мира выступил против Гудсона Лоу и сказанный ему, что по его мнению я не проживу и шести месяцев в таких условиях. Хорошо иметь такого свидетеля, это раздражает губернатора.
29 сентября
Cвятой Наполеон должен быть очень обязан мне, и сделать все, что в его власти, чтобы помочь мне. Бедняга: никто прежде не знал его. Он не имел даже своего дня в календаре. Я получил такой один, и убедил римского Папу назначить его на пятнадцатое августа, к дню моего рождения.
2 ноября
Я мог бы выслушать известие о смерти моей жены, моего сына, или всей моей семьи, сохранив самообладание. Не было бы ни малейшего признака эмоций, ни одного движения лица. Внешне я казался бы безразличным и спокойным. Но, оставшись один в своей комнате, я бы страдал. Тогда человеческие чувства рвали бы мое сердце.
30 ноября
Король Баварии не желал отдавать свою дочь Евгению, заявляя, что он не знал об усыновлении и рассматривал его только как виконта де Богарне. Жозефине пришлось вынести некоторое высокомерие в Мюнхене, где они открыто обсуждали в ее присутствии привязанность принцессы и баденского принца. Когда я появился в Мюнхене, Электор застал меня изучающим некую леди под вуалью. Он поднял вуаль, под которой оказалась его дочь; я счел ее очаровательной и, признаюсь, несколько обеспокоился. Я предложил молодой леди присесть, а позже прочитал лекцию ее гувернантке. С каких это пор принцессы могут влюбляться? Они – просто политический товар.
Королева Баварии была очаровательна, я наслаждался ее обществом. Однажды, когда король отправился ранним утром на охоту, я пообещал присоединиться к нему, но вместо этого нашел королеву и пробеседовал с ней добрых полтора часа. Это послужило основанием для сплетен, король очень сердился, и при встрече отругал ее. Она возразила: разве я должна была указать ему на дверь? Впоследствии я дорого заплатил за свою галантность, поскольку они следовали за мной во время моего путешествия по Италии и всюду отставали; их кареты ломались ежеминутно, я мне пришлось пригласить их в свою; они доехали со мной до Венеции. И все же меня это не раздражало, поскольку принесло мне новую королевскую семью
[451].