✉ Честно! Вы же ходили домой к моей матери.
✉ Вы меня сами об этом попросили!
Разговор становился все более личным. Лисса вдруг забеспокоилась, что зашла слишком далеко. В конце концов, она сейчас сидит в доме Макферсона. У них строго деловая переписка, личным вопросам здесь не место.
Волнуясь, что обидела Кормака, девушка поспешила сменить тему.
✉ Как сходили к Линделлам?
Кормак мысленно застонал. Но, по крайней мере, разговор опять вернулся в безопасное русло. А то он и впрямь чувствовал себя не в своей тарелке. Кто знает, что мать сказала Лиссе? И что она говорит всем остальным знакомым? Мама представления не имеет, что ему пришлось пережить. И Лисса тоже, и Эмер. Никто этого не знает.
Кормак вынырнул из воспоминаний и вернулся к неприятностям сегодняшнего дня.
Удивительно: Кормак как раз думал о том, сколько сюрпризов преподнес ему Лондон. Город оказался совсем не таким, как он ожидал. В газетах все время пишут про плохую экологию и преступность, но Кормаку в глаза бросилось другое: впечатляющие контрасты, которые он замечал каждый день. Здесь мирно уживаются друг с другом разные слои истории: Римская стена окружает Сити, а на дне Темзы скрываются старинные монеты и другие сокровища с бортов бесчисленных судов, проплывших по реке за две тысячи лет. Современные охотники за предметами старины ищут эти клады, вооружившись металлодетекторами. В Лондоне есть все: от сверкающих стеклянных башен, где разместились офисы международных корпораций, до прекрасно сохранившихся домов георгианской эпохи, в которых когда-то жили ткачи и ремесленники. Проходя мимо, молодой человек заметил старинное здание, где делали гербы для крупнейших торговых домов города.
Кормак приехал в этот район к больной и, как всегда, добрался раньше времени. Поэтому у него появилась возможность полюбоваться на великолепный комплекс исторических зданий «Чансери Иннс» с их фонтанами, садами, загадочными магазинчиками, где продавали парики и ручки, и указателями вроде «Контора йомена». Макферсон никогда не интересовался историей, но даже он был поражен до глубины души, когда прочел на красном кирпичном здании Мидл-Темпл-холла неброскую, скромную табличку, сообщавшую, что в этих стенах в первый раз поставили на сцене «Двенадцатую ночь» Уильяма Шекспира. Потом Кормак прошел мимо знаменитой круглой церкви тамплиеров с девятью мраморными фигурами, распростертыми на полу и обозначающими могилы рыцарей.
Кормак будто перенесся в волшебную страну: в столице за каждым углом подстерегали чудеса. Но история, международная торговля и имперское величие давили здесь тяжелым грузом. Наверное, поэтому из Лондона казалось, что совершенно естественно – даже необходимо! – отправить молодых парней из городков и деревень вдали от Вестминстера сражаться и умирать в чужом краю посреди пустыни.
Вот почему к следующей пациентке Кормак пришел задумчивым, а то, что произошло дальше, это настроение только усугубило.
Сам дом оказался потрясающе красивым. Он притаился на тихой уютной улочке там, где высокие башни из стали встречались с георгианскими оазисами Шордича. Большие широкие окна, аккуратные горшки с лавандой и маленькими апельсиновыми деревцами, отполированные до блеска панели старинного стекла в свежевыкрашенных бледно-зеленых рамах. Особняк был отреставрирован с безупречной тщательностью. Кормаку оставалось только гадать, сколько денег ушло на ремонт. Он еще раз проверил адрес. Нет, ничего не перепутал, приехал куда надо.
Дверь открыла эффектная женщина с загорелой кожей и длинными светлыми волосами, спадавшими по спине красивого длинного платья. День выдался солнечный, и казалось, что хозяйка особняка сияла в золотистых лучах.
– Вы из больницы?
Кормак показал ей бейджик.
– Вы точно не соцработник?
Слово «соцработник» не вязалось с аристократическим выговором. По опыту Кормака, дамам такой внешности, живущим в домах стоимостью в несколько миллионов фунтов, про соцработников говорить не приходится, потому что они никак не взаимодействуют с социальными службами.
– Нет, я просто патронажный медбрат, – ответил Кормак, едва удержавшись, чтобы не прибавить «мэм»: так повелительно звучал тон хозяйки.
Та вздохнула:
– У вас там целая шпионская сеть. Обо всем друг дружке докладываете.
Макферсон наморщил лоб и попытался вообразить этот тайный заговор.
– Извините, я не вовремя? – спросил он.
Женщина невежливо пожала плечами и впустила его.
Внутри особняк оказался еще красивее, чем снаружи. Архитектор поработал на славу. Плавные, изысканные линии, и все пространство наполнено светом. На столиках высились стопки массивных и явно дорогих альбомов по искусству. На стенах висели полотна абстракционистов. Кормак разглядывал картины с новым, недавно пробудившимся интересом.
Не дом, а островок элегантности. Будто ожившая фотография из журнала про дизайн интерьеров. В просторной, залитой солнцем кухне, находившейся в пристройке в великолепном саду, молодой человек заметил открытые нараспашку раздвижные двери. Здесь рукотворная красота и все прелести природы гармонично дополняли друг друга. Вздрогнув, Кормак вдруг сообразил, что услышал щебет птиц и жужжание пчел в первый раз с тех пор, как уехал из Кирринфифа.
Высокий, очень импозантный мужчина в очках в черепаховой оправе и безупречно выглаженной льняной рубашке готовил в блендере зеленый сок. При появлении медика хозяин выключил блендер и рассеянно улыбнулся.
Вместе мужчина и женщина производили потрясающее впечатление: такая высокая красивая пара – ни дать ни взять близнецы! Могли бы сниматься для рекламы.
– А где моя пациентка? – робко спросил Кормак.
Хозяйка устало закатила глаза:
– Да все с ней нормально.
И повела Кормака на второй этаж. Они проходили мимо картин и книжных полок, дорогих светильников и блестящих панелей полированного дерева. Повсюду ощущалось благоухание ароматических свечей.
Вот они вошли в красивую спальню, стены которой были расписаны вручную. Под потолком тянулись фризы с многочисленными цветами и танцующими феями. На полу мягкий светлый ковер. Огромное кресло, повсюду книги и игрушки, у окна огромный кукольный дом. Не комната, а мечта любой маленькой девочки.
Но фигурка, лежавшая на кровати, вызывала только жалость.
На вид девочке было лет восемь или девять. Вся мокрая от пота, с ярко-красным лицом, по всему телу сыпь. Стараясь не показывать, в какой ужас его привела эта картина, Кормак глядел на больную. У изголовья кровати сидела служанка-филиппинка. Она достала из миски с ледяной водой кусок ткани, отжала его и положила компресс ребенку на лоб.