– Что это такое?
Там какое-то межгалактическое явление – светящийся зеленый шар, формирующийся среди звезд.
– Это ты смотришь в окно на математике и видишь свет, которому потребовалось двенадцать миллиардов лет, чтобы до тебя добраться, – говорит Август.
– И что это значит? – интересуюсь я.
– Я не знаю, – отвечает Август. – Я думаю, это просто о том, как ты смотришь на свет.
– И как ты собираешься это назвать?
– «Илай видит свет на уроке математики».
Я наблюдаю, как Август добавляет побольше тени на мой кадык, нарисованный масляной краской.
– Я не хочу ехать в дом Тедди, – говорю я.
Касание и мазок. Касание и мазок.
– Я тоже, – говорит он.
Касание и мазок. Касание и мазок.
– Но мы все равно поедем, не так ли? – спрашиваю я.
Касание и мазок. Касание и мазок.
Август кивает. Да, Илай, мы должны ехать.
Глаза Тедди ввалились внутрь с тех пор, как я последний раз видел его, а живот выпятился наружу. Он стоит в дверях двухэтажного дома-«квинслендера» в Ваколе, одном из пригородов к юго-западу от Дарры. Он унаследовал этот дом от родителей, которые сейчас живут в доме престарелых в Ипсвиче, еще в двадцати минутах езды дальше по Брисбен-роуд.
Мы с Августом стоим на вершине шаткой лестницы с железными перилами, такой старой и хрупкой, что она ощущается веревочным мостом, по которому Индиана Джонс и его верный напарник Коротыш Раунд могли бы перебираться через яму с крокодилами.
– Давненько не виделись, ребята, – говорит Тедди, обнимая маму толстой рукой так, словно она бочонок пива.
Я вижу тебя в своей голове почти каждый день, Тедди.
– Да, давно, – произношу я.
Август позади меня тянется рукой через перила, чтобы схватить нечто похожее на дикий желтый абрикос с дерева, нависающего над передней лестницей.
– Рад тебя видеть, Гус, – говорит Тедди.
Август смотрит на Тедди, слегка улыбается и срывает фрукт с дерева.
– Это мамина мушмула, – сообщает Тедди. – Это дерево растет здесь уже более пятидесяти лет.
Август нюхает фрукт.
– Давай, кусай, – улыбается Тедди. – На вкус как груша и ананас – все в одном.
Август кусает, прожевывает кусок мушмулы. Улыбается.
– А ты хочешь, Илай? – спрашивает Тедди.
Я ничего не хочу от тебя, Тедди Каллас, кроме твоей головы на колу.
– Нет, спасибо, Тедди.
– Хотите, ребятки, взглянуть на кое-что крутое?
Мы молчим.
Мама бросает на меня отчаянный взгляд.
– Илай! – говорит мама, не зная, что еще сказать.
– Конечно, Тедди, – говорю я с энтузиазмом мушмулы.
Это грузовик. Огромный оранжевый «Кенворт К100» 1980 года, с кабиной над двигателем, припаркованный на краю обширного двора Тедди под чудовищным манговым деревом, которое роняет на машину свои зеленые плоды, высосанные летучими лисицами.
Тедди говорит, что обслуживает на этом грузовике супермаркеты «Вулворт», перевозя фрукты вверх и вниз по карте вдоль восточного побережья Австралии. Мы забираемся в грузовик вместе с ним, он поворачивает зажигание, и зверь-фруктовоз с рычанием просыпается.
– Хочешь погудеть в рог, Илай?
Мне уже не восемь гребаных лет, Тедди.
– Все и так прекрасно, Тедди.
Он гудит сам и выдает возбужденный смешок, как сказочный гигант с мозгом-горошиной мог бы смеяться над вороватым крестьянским сыном, скачущим на палочке.
Он включает рацию гражданского диапазона и крутит какие-то ручки частот в поисках каких-либо приятелей поблизости, про которых говорит, что они сейчас «где-то там, в стране дальнобойщиков». Эти приятели-дальнобойщики постепенно появляются в канале, болтают друг с другом, ругают других парней, которых зовут Марлон и Фитц, и еще какого-то дрочилу, легенду австралийских грузоперевозок по прозвищу Бревно из-за размеров его члена.
Мне понравился Тедди Каллас, когда я впервые с ним познакомился. Мне понравилось, как Тедди и Лайл ладили между собой в духе лучших друзей. Тедди, казалось, видел в Лайле то же самое, что и я. Я считал, что Тедди немного похож на Элвиса Пресли времен альбома «Солдатский блюз» – манерой зачесывать назад волосы с гелем, чем-то в изгибе его пухлых губ. Но теперь из-за своей одутловатости он больше напоминает Элвиса периода «Вегаса». Он словно пышный промасленный оладушек. Он заложил Лайла. Он рассказал Титусу Брозу, что тот вел наркобизнес на стороне. Он подстроил так, что Лайла утащили прочь и четвертовали, и думал, что это принесет ему девушку и хорошее отношение Титуса Броза. Но Титус вышвырнул его, поскольку знал, что крысам нельзя доверять. Крысы должны идти на обычную работу – водить продовольственные грузовики вверх и вниз по восточному побережью Австралии. Тедди начал навещать маму в тюрьме, и я думаю, она хотела верить, что он не крыса, так как хотела, чтобы к ней кто-то приходил. Я не приезжал к ней в Богго. Август не приезжал. Никто не разрешил бы нам заявиться туда без отца. Но маме нужно было говорить с кем-то с воли, хотя бы для того, чтобы не забыть, что внешний мир все еще существует. Вот она и говорила с крысой. Он посещал ее каждый четверг по утрам, рассказывала мама. Он был забавным, говорила она. Он был добр, говорила она. Он был там, говорила она.
– Мне нравится водить грузовик, – сообщает Тедди. – Я выезжаю на шоссе и просто чувствую себя в своей тарелке. Я не могу этого объяснить.
Пожалуйста, не объясняй, Тедди.
– Знаете, что я иногда делаю в дороге?
Ты, Марлон, Фитц и Бревно устраиваете сеансы совместной мастурбации по радио, подонок?
– Что? – буркаю я.
– Я разговариваю с Лайлом, – говорит он.
Он качает головой. Мы сидим молча.
– Знаете, что я ему говорю?
Прости? Пожалуйста, прости меня? Пожалуйста, освободи меня от круглосуточных душевных терзаний из-за моей вины, моего предательства и моей жадности?
– Я разговариваю с ним о молочном грузовике.
Они с Лайлом украли молоковоз, когда были мальчиками, рассказывает он. Это произошло в Дарре. Они угнали грузовик, пока молочник болтал у порога с мамой Лайла, Линой. И они совершили на этом грузовике бесшабашную прогулку, возможно, это были самые счастливые шесть минут в жизни каждого из них. Лайл высадил Тедди у магазина на углу, прежде чем вернул грузовик, взяв всю вину на себя. Потому что Лайл Орлик был хорошим и порядочным мальчиком, которому предстояло вырасти в пригородного толкача «дури».
– Я скучаю по нему, – добавляет Тедди.
И тут его размышления перебиваются двумя крупными немецкими овчарками, подскочившими с лаем к двери грузовика.