– Почему он перестал разговаривать? – спрашивает миссис Биркбек.
– Не знаю наверняка, – отвечает папаша. – Он мне еще не сказал.
– Он объяснил Илаю, что не разговаривает, так как боится, что его тайна выйдет наружу, – говорит она.
– Тайна? Какая еще тайна? – буркает папаша.
– Мальчики когда-нибудь упоминали при вас о красном телефоне? – спрашивает она.
Август пинает меня в правую голень. Дубина стоеросовая.
Долгая пауза.
– Нет, – отвечает отец.
– Роберт, мне очень жаль, что приходится говорить вам об этом, но Август рассказывал Илаю множество неприятных вещей, – говорит миссис Биркбек. – И такие травмирующие вещи, я считаю, способны сами по себе вызвать психотравму. Потенциально опасные мысли от яркого мальчика с чересчур буйным воображением, которое ему и самому не на пользу.
– Все старшие братья рассказывают своим младшим братьям всякие страшилки, – замечает папаша.
– Но Илай верит во все это, Роберт. Илай верит в это, потому что сам Август в это верит.
– Верит во что? – раздраженно спрашивает папаша.
Ее голос превращается в шепот, который мы еле-еле слышим через щели в полу.
– Похоже, Август убежден, что он… эммм… не знаю, как это сказать… эээ… он верит, что он умер в ту ночь в Лунном пруду, – говорит она. – Август считает, что он умер и вернулся. И я думаю, он верит, что умирал раньше и возвращался раньше. И возможно, он считает, что вот так умирал и возвращался несколько раз.
Продолжительное молчание на кухне. Щелчок отцовской зажигалки.
– И похоже, он сказал Илаю, что… ну… он считает, что теперь есть другие Августы в других… местах.
– В других местах? – повторяет отец.
– Да, – говорит миссис Биркбек.
– В каких местах?
– Ну… в местах, которые за пределами нашего понимания. В местах, которые находятся на другом конце провода того красного телефона, о котором говорят мальчики.
– Какого еще нахер… простите… какого красного телефона? – выпаливает отец, теряя терпение.
– Мальчики говорят, что слышат голоса. Человека по красному телефону.
– Я понятия не имею, о какой хрени вы говорите.
Теперь миссис Биркбек говорит так, словно отчитывает шестилетнего ребенка:
– Красный телефон, который стоит в тайной комнате под домом, в котором их мать жила со своим партнером, Лайлом, который необъяснимым образом исчез с лица Земли.
Папаша не торопится с ответом. Он делает длинную затяжку сигаретой. Долгое молчание наверху.
– Август не разговаривает с той ночи в Лунном пруду, потому что не хочет рисковать. Не хочет случайно сболтнуть правду о своей великой тайне, – продолжает миссис Биркбек. – А Илай непреклонен в своей вере, что волшебный красный телефон – это правда, потому что он говорил с человеком на другом конце провода, который знает о нем такие вещи, которых не мог бы знать.
Очередная долгая пауза. А затем папаша смеется. Или, вернее – воет от смеха.
– О да-ааа, это бесценно! – приговаривает он. – Это, мать вашу, по-настоящему впечатляюще!
Я слышу, как он хлопает себя по коленям.
– Я очень рада, что вам так весело, – сообщает миссис Биркбек. – Всегда отрадно видеть человека, умеющего во всем найти забавную сторону.
– И вы считаете, что мои парни действительно верят во все это? – спрашивает папаша.
– Я считаю, что разум каждого из них выработал сложную смешанную систему убеждений, состоящую из реальных и воображаемых объяснений, – для состыковки всех противоречивых моментов их великой психотравмы, – говорит она. – Я считаю, что либо они глубоко психологически изломаны, либо… либо…
Она замолкает.
– Либо что? – спрашивает папаша.
– Либо… не помешало бы рассмотреть другое объяснение всего этого, – заканчивает она.
– И какое же? – интересуется отец.
– Что они намного более особенные, чем вы или я можем себе представить, – отвечает миссис Биркбек. – Возможно, они слышат какие-то вещи, которые находятся за пределами их собственного понимания, а этот красный телефон, о котором они толкуют, – единственный понятный им способ как-то осмыслить невозможное.
– Это чертовски смешно, – заявляет папаша.
– Может, и так, – соглашается миссис Биркбек. – Как бы то ни было – какими бы фантастическими ни казались эти теории, – я со своей стороны действительно боюсь этих убеждений, даже если они сформировались в их воображении, потому что они могут нанести большой вред Августу и Илаю. Что, если вера Августа в то, что он называет «возвращением», превратится в некое ложное чувство… неуязвимости.
Папаша посмеивается.
– Я переживаю, что эти мысли могут толкнуть ваших мальчиков на путь безрассудства, Роберт.
Папаша обдумывает это какое-то мгновение. Кремень его зажигалки чиркает. Выдох дыма.
– Ну, вам не нужно беспокоиться о моих мальчиках, миссис Биркбек, – говорит он наконец.
– Не нужно?
– Не-а, – говорит папаша. – Потому что все это лошадиного дерьма не стоит.
– Как так? – не понимает миссис Биркбек.
– Я хочу сказать, что Август – он как топор.
– Простите, что значит – «как топор»?
– Это значит – такой же простой и незатейливый, – объясняет папаша. – Я хочу сказать, что, похоже, Илай вам заливает прямо в уши. Он наплел вам фантастическую чепуху, чтобы вытащить себя из какого-то дерьма в школе, в которое сам себя втянул. Это беспроигрышный вариант. Вы верите в это и думаете, что он особенный. Вы не верите в это и думаете, что он чокнутый на всю голову, – но все равно думаете, что он особенный. Понимаете, он балабол. Выдумщик. Сочинитель. И мне не особо приятно вам это говорить, но Илай родился с двумя качествами любого хорошего рассказчика – со способностью гладко связывать фразы и способностью нести удивительную собачью чушь.
Я смотрю на Августа. Он удовлетворенно кивает головой. Ножки одного из кухонных стульев сдвигаются по половицам наверху. Слышен вздох миссис Биркбек.
Август садится в позу краба и ползет обратно под домом. В задней части поддомового пространства, где между грязной землей и полами достаточно места, Август встает возле папашиной заброшенной стиральной машины. Она с вертикальной загрузкой. Он открывает крышку стиральной машины и заглядывает внутрь. Затем снова закрывает. Он машет мне. Открой крышку, Илай. Открой крышку.
Я открываю крышку и вижу внутри стиральной машины черный мусорный пакет. Загляни в пакет, Илай. Загляни в пакет.
Я заглядываю внутрь пакета и вижу там десять прямоугольных брикетов героина, завернутых в коричневую жиростойкую бумагу, и поверх нее – в прозрачный пластик. Брикеты размером с кирпичи, которые делают на Даррском кирпичном заводе.