Двое маорийцев сидят в коричневых креслах по обе стороны пустого трехместного дивана. Дым заполняет гостиную. У каждого мужчины по полной пепельнице на подлокотниках их кресел. Один из мужчин тощий, с маорийскими татуировками на левой щеке; другой же самый толстый человек, которого я когда-либо видел в жизни, и именно он разговаривает.
– Лайл, Тед, – бросает он в качестве краткого приветствия.
– Эзра, – отзывается Лайл.
На Эзре черные шорты и черная свободная майка, а его ноги настолько толстые, что жир свисает через коленные чашечки и делает середину его ног похожей на лица моржей, только без клыков. Не то чтобы я горю желанием подробно задерживаться на размерах этого человека, однако его футболки вполне достаточно, чтобы сделать тент для «Мазды» Тедди, припаркованной снаружи на солнце.
Тощий мужчина, наклонившись вперед в кресле, чистит вареный картофель в миске на переносном столике.
– Черт побери, Лайл, – улыбается Эзра, глядя на нас с Августом. – Это какое-то высшее воспитание, друг мой, – брать с собой детей на наркосделки. Ты просто родитель года. – Эзра хлопает себя по ноге и смотрит на своего худого синемордого от татуировок друга, который молчит. – Papara года, ты глянь!
– Это не мои дети, – говорит Лайл.
В гостиную входит женщина.
– Ну что ж, тогда я заберу их себе, если они не твои, Лайл! – улыбается она нам с Августом и садится на диван. Она босая, в черной безрукавке. Маорийка с племенной татуировкой на правом предплечье. Линия из вытатуированных точек пересекает ее правый висок. Она пристраивает перед диваном отдельный складной столик с морковью, сладким картофелем и четвертинкой тыквы, который принесла с собой.
– Прости, Элси, – объясняет Лайл. – Это дети Фрэнки.
– Я и подумала, что они слишком красивы для того, чтобы быть твоими tamariki tane, – говорит она.
Элси подмигивает Августу. Тот улыбается в ответ.
– Сколько лет ты присматриваешь за этими мальчиками, Лайл? – спрашивает Элси.
– Я знаю их лет восемь-девять, – отвечает Лайл.
Элси смотрит на нас с Августом.
– Восемь-девять лет? – повторяет она. – А вы как считаете, ребятки? Думаете, будет справедливо сказать, что теперь вы его дети?
Август кивает. Элси поворачивается ко мне, ожидая ответа.
– Думаю, достаточно справедливо, – говорю я.
Эзра и тощий мужчина погружены в фильм по телевизору, показывающему сейчас огромного бронзовокожего воина во главе великого древнего празднества.
«Что лучшее в жизни?» – произносит мужчина на экране, одетый, как Чингисхан.
Бронзовый воин скрестил ноги, его мускулы словно из железа, головная лента напоминает корону.
«Сокрушать своих врагов, – говорит бронзовый воин. – Видеть, как их гонят перед тобой, и слышать причитания их женщин».
Мы с Августом застываем на какое-то время, зачарованные этим человеком.
– Кто это? – спрашиваю я.
– Это Арнольд Шварценеггер, братан, – отвечает Эзра. – «Конан-варвар».
Арнольд Шварценеггер завораживает меня.
– Этот засранец по-настоящему огромный, – добавляет Эзра.
– О чем это кино? – интересуюсь я.
– О воинах, братан, о волшебниках, мечах и колдовстве, – говорит Эзра. – Но в основном это про месть. Конан путешествует по миру, пытаясь найти ублюдка, который скормил его папу собакам и отрубил голову его маме.
Я замечаю видеомагнитофон, стоящий под телевизором.
– У вас есть «Сони Бетамакс»? – разеваю рот я.
– Конечно, приятель, – кивает Эзра. – Лучшее разрешение, высококачественный звук, шумоподавление, улучшенная контрастность, пониженный цветовой шум.
Мы с Августом немедленно шлепаемся на ковер, чтобы получше рассмотреть аппарат.
– Что такое «цветовой шум»? – спрашиваю я.
– Хрен его знает, – пожимает плечами Эзра. – Так они написали на коробке.
Возле телевизора стоит книжный стеллаж, набитый черными видеокассетами с белыми наклейками, на которых написаны названия фильмов. Их сотни. Некоторые названия вычеркнуты синей шариковой ручкой, и вместо них рядом вписаны другие. «В поисках утраченного ковчега». «Е.Т. – Инопланетянин». «Рокки-3». «Бандиты времени». «Битва Титанов». Август указывает пальцем на одну кассету, лежащую отдельно.
– У вас есть «Экскалибур»?! – кричу я.
– Круто, да, братан? – сияет Эзра. – С Хелен Миррен, чувак. Чертовски горячая штучка эта шальная ведьма!
Я киваю от всей души.
– И Мерлин тоже крут.
– Ага, сумасшедший ублюдок! – радуется Эзра.
Я просматриваю названия дальше.
– Ого, у вас все «Звездные войны»!
– Какая часть «Звездных войн» самая лучшая? – спрашивает Эзра тоном, предполагающим, что ему уже известен ответ.
– «Империя», – отвечаю я.
– Верно! А лучший бой?
– В пещере Йоды на планете Дагоба, – выпаливаю я без раздумий.
– Ох черт, Лайл, да у тебя тут знаток! – восхищается Эзра.
Лайл пожимает плечами и сворачивает самокрутку из пачки «Белого быка» в кармане.
– Я вообще ни хрена не понимаю, о чем вы тут толкуете, – говорит он.
– Люк находит Вейдера в пещере и убивает его, а затем дыхательная маска открывается, и Люк смотрит на самого себя, – говорит Эзра таинственным тоном. – Странное дерьмо, братан. Как зовут этого знатока? – поворачивается он к Лайлу.
Лайл указывает на меня:
– Это Илай. – Затем указывает на Августа. – А это Август.
– Ну, Илай, что за хрень, по-твоему, случилась в той пещере? – спрашивает Эзра. – Что все это дерьмо означает, братишка?
Я продолжаю разглядывать названия фильмов, пока отвечаю:
– Пещера символизирует весь мир, и как говорит Йода, в пещере есть только то, что вы берете туда с собой. Я считаю, что Люк уже чувствует, кто его отец. Он уже знает в глубине души. Он чертовски боится встречи со своим отцом, потому что чертовски боится всего того, что уже внутри него самого, темной стороны, которая уже в его крови.
В гостиной на мгновение воцаряется тишина. Август смотрит на меня долгим взглядом и понимающе кивает, приподняв брови.
– Круто, – выдыхает Эзра.
Лайл ставит синюю коробку-холодильник возле его кресла.
– Привезли вам пивка, ребята, – говорит он.
Эзра кивает тощему мужчине, и этого знака достаточно, чтобы заставить тощего выпрыгнуть из кресла и открыть холодильник. Он зарывается рукой глубоко в коробку, наполненную бутылками пива и льдом. Вытаскивает прямоугольный брикет, завернутый в толстый черный пластиковый пакет, и тут же протягивает его Элси. Та морщится.