Динамо-машина - читать онлайн книгу. Автор: Елена Нестерина cтр.№ 16

«Ешь, голубчик, ты ведь без них никуда, это ж твоя родная еда, родная, привычная, – сказал босс и похлопал Кувалду по плечу. – Никогда, братцы, не забуду, как он над бананом плакал…»

Вздохнул большой босс и погрузился в свои дела, а Ужвалду выперли из кабинета его помощники.

Снова расстроился Ужвалда, никак не ожидал он такого разочарования, бросил ливрею, вышел в парк и, роняя слезы с орех фундук размером, принялся есть бананы. А слёзы всё капали и капали в банановую кожуру, Кувалда протягивал бананы детям, но ели их только те, что пришли в парк без родителей. Ужвалда вспомнил о своих родителях и завыл в голос. Дети в испуге разбежались. Закутался Ужвалда в опустевший мешок и пошёл куда глаза глядят. Раз попались ему братья-негры, но они были весёлые и беззаботные, ехали резвиться в ночной клуб, два попались – но они были заняты своим промыслом и к бедам Кувалды остались безучастны. Но вдруг нежданно-негаданно появились те, у кого сын бывшего президента вызвал интерес. И пошли дела у Ужвалды очень хорошо, можно сказать, просто замечательно. Теперь и он в клубы отдыхать ездил, и он помогал нищим и обездоленным.

Новые друзья Кувалды, у которых Ужвалда работал статистом, проворачивали замечательные по своей простоте и гениальности аферы. Все в костюмах, при галстуках, они находили руководителя какого-нибудь российского банка или просто денежного предприятия, долго обрабатывали его, показывая, что им целиком и полностью можно доверять, что они надёжны, а их дело прибыльно и имеет хорошую репутацию. А затем предлагали купить у них большую партию или золота, или африканских алмазов, или ливанского кедра. Когда обрабатываемый им полностью верил и уламывался, сообщники Кувалды, пользуясь, вероятно, своим необыкновенным обаянием, снимали комнату в каком-нибудь посольстве, где в торжественной обстановке от имени правительства, посольства и банка с одной стороны и от имени российской компании с другой подписывались бумаги. И вот сделка заключена, Ужвалда вносит шампанское, обстановка самая располагающая и душевно-доверительная, бизнесмен перечисляет деньги на счёт банка. Время идёт, русский предприниматель и его фирма ждёт поставок оплаченного товара, в конце концов едет со своими бумагами, подтверждающими существование контракта, в посольство, где узнаёт, что сотрудников, эти бумаги подписавших, в посольстве нет и никогда не было, значащегося в контракте банка не существует, а ливанский кедр в той стране не растёт. Деньги ушли неизвестно куда и теперь вряд ли вернутся.

А Ужвалда уже пьёт и веселится, получив свой скромный процент от этого дела. Он лишь статист, его сотрудники, совершившие ту или иную сделку, уезжают из России, куда им надо, и вновь возвращаются, когда хотят, и только Ужвалда, маленький одинокий Ужвалда, ростом метр восемьдесят с лишним, сидит в чужой морозной стране. Никто ни разу не захотел вывезти его в родные жаркие страны, как Кувалда ни просился.

Подолгу жил Ужвалда в бедности, часто не было ему роли в каком-нибудь деле, где работали лишь посвящённые, Ужвалде говорили, что его обязательно пригласят, когда надо будет. Пробовал в такие времена Ужвалда хоть в кордебалет наняться, поплясал с большим успехом пару-тройку вечеров в стриптизе, но затем был вызван на операцию, пропадал несколько дней, после чего его выгнали за прогулы и срывы концертов из всех танцевальных мест.

А потом поймали и арестовали всех его руководителей, и остался Кувалда безработным. Про него или забыли, или не придали ему значения, но, видно, напрасно бомжевал и скрывался он по подвалам – его никто не искал, никто им не интересовался. И когда вернулся Ужвалда, сын бывшего президента, в свой бывший университет, встретили его без былого почтения и с насмешками. Ужвалда знал теперь цену славе, поэтому разыскал нужных людей и стал использовать единственное, что у него осталось, – ресурсы собственного тела. Он начал тренироваться на наркокурьера, три дня тренировался и уже собрался идти на первое задание. Но тут-то гепатит его и пробрал, и никуда Ужвалду ничего нести не пустили – самый же первый милиционер, увидев желтоглазого вялого монстра, от всей души заинтересовался бы им. Так Кувалде стало вдруг плохо, что работодатели сразу от него отказались, а сердобольные обитательницы общежития, куда Ужвалда приполз болеть и кормиться, подобрали его, вызвали «Скорую помощь», и та не медлила ни секунды.

– …Вот такая вот фигня, – вздохнув, сказал Кувалда, когда где-то на улице уже всходило солнце. – Чего буду делать, не знаю.

– Пить не будешь год, скорее всего. – Фома ещё никогда не был так растроган. Он бы протянул Кувалдочке какой-нибудь фрукт или овощ, но совершенно ничего от гостинцев не осталось, как-то всё оно за ночь улетучилось. Не осталось даже ни одной сигареты, вместе с едой пропала за разговором целая пачка.

– Вот. А эти, что приходили, – из моей страны студенты… С моей малой Родины… Это они так меня ненавидеть ходят.

– Но ты же их прощаешь?

– Прощаю.

– Вот и правильно.

Нужно было проветрить палату, в которой было накурено, но не открывались окна. Фома, хлопая сонными глазами, пошёл в ванную, открыл самую горячую воду, повалил из душа пар, и Фома начал махать полотенцем и гнать этот пар в палату. Ужвалда ходил вдоль кроватей, пшикал одеколоном Фомы – и скоро запах сделался такой концентрации, что и Фоме и Кувалде пришлось выйти в коридор и сесть сиротливо на корточки в ожидании, что, может быть, через какое-то время все запахи улягутся и в их боксе можно будет жить. Тут-то они и побратались, обнялись, Кувалда снова чуть не расплакался, и они пошли в палату к Лишайникову будить его и отнимать продукты.

А Лариска уехала.

– Но я же на море хочу, ты ж это понимаешь? – сказала она Вике, когда до отъезда Лариски и её туристических попутчиц осталось два дня. – Скоро твоего Фому выпишут, ты же не будешь скучать, правда? А я тебе оттуда обязательно позвоню или напишу.

Вика решила не скучать и пожелала Лариске счастливого пути. А путь самой Вики вновь лежал в Брысину больницу. Лечение Фомы не давало никаких результатов, Фоме не становилось ни лучше, ни хуже, анализы не показывали никаких сдвигов, а Анита Владимировна отказывалась давать какие-либо комментарии. Она и родителям Фомы ничего путного не говорила, лишь жаловалась, до чего он противный – его осматривают как положено, чутко, внимательно, а он орехи грызёт.

Вошь нужна была незамедлительно. Да и лето перевалило уже за свою середину, а Фома лишь смотрел на него из окна.

– Ой, неужели это Рафик?! – первое, что сказала Вика, когда вместе с Брысей заглянула за дверь, за которой бесновались Брысины питомцы. – Как оброс-то ты, Рафик Гусейнов, ну до чего кудрявенький! Давай поищем, может, у него опять вошки есть?

И Вика уже хотела броситься к сидящему на диване чёрненькому мальчику.

Но Брыся сказала:

– Это не Рафик Гусейнов, это Холухоев Заурбек. У него вошек нет, у него мобильный телефон есть.