Пение пчел - читать онлайн книгу. Автор: София Сеговия cтр.№ 22

Впоследствии он рассказывал маме, как кружил по улицам Линареса с наглухо закрытыми окошками и казалось, что вокруг город-призрак, что жизнь ушла из него навсегда. На улицах – ни единой живой души, повсюду завернутые в простыни трупы, которые выносили из домов. Некоторые принадлежали его друзьям. Он видел, как уличные собаки, наученные осторожности из-за воспитания в виде палок и пинков, постепенно теряли бдительность: обнюхивали продолговатые тюки, лежавшие на земле, прислушиваясь к запаху смерти. Еще немного – и, окончательно обнаглев, они приступят к пиршеству, приготовленному для них испанкой.

И тогда отец сделал единственную остановку за все путешествие. Впоследствии он признался, что, собираясь с духом, чтобы открыть дверцу, глубоко вдохнул и задержал дыхание. На то было две причины: во-первых, он опасался, что воздух в Линаресе кишит микробами, ищущими новых жертв, во-вторых, боялся уловить запах мертвечины. Ему не хотелось прожить остаток жизни с этим воспоминанием.

Наполнив легкие чистым воздухом своего автомобиля, он взял винтовку двадцать второго калибра, которая всегда лежала под сиденьем, и сделал три метких выстрела. Пять собак бросились наутек, испугавшись выстрелов или не желая разделить судьбу троих своих сородичей. Он дал им время отбежать подальше и крепко сжал челюсти: воздух в легких заканчивался. Он был доволен тем, что отогнал собак. Но знал, что они вернутся. Сладковатый запах гниющего мяса придаст им решимости.

Вернувшись к автомобилю, он увидел Висенте Лопеса – единственного живого линаресца, который попался ему по пути. Тот показался из-за угла, управляя своей повозкой, наполовину заполненной трупами. Они приветственно махнули друг другу рукой. Могильщик подобрал трупы, которые папа защитил от собак, а заодно и застреленных псов. Только тогда отец продолжил свой путь. Поспешно удаляясь, папа думал об одном: чтобы собаки не попали в ту же могилу, что и люди.

Ни разу еще дорога в Монтеррей, сама по себе долгая и непростая, не казалась ему такой тяжелой. Он думал только о здоровье Симонопио и моих сестер. Он понимал, что они могли заразиться в стенах монастыря, но его это не волновало. Если кому-то из членов семьи суждено умереть, если даже умрут все – они сделают это вместе. В эти сложные времена семья должна держаться друг друга.

В монастыре Святого Сердца, оставалось всего несколько учениц. Он не позволил дочерям собрать вещи и попрощаться. Не успев даже переодеть форму, они уселись в машину, и отец пустился в обратный путь.

Несложно представить, что Кармен ехала тихо, смирившись с решением отца, Консуэло же наверняка всю дорогу мучила его своим нытьем. Что именно ее не устраивало? Не знаю. Все. Она всегда находила повод для ворчания и немедленно сообщала о нем окружающим, а запертому в кабине автомобиля отцу некуда было деваться. Однако все происходило совсем не так: Консуэло осталась верна себе, а вот Кармен всех удивила. По обмолвкам, которые я услышал многие годы спустя из надежных источников, Консуэло прибыла домой в дурном настроении, тогда как Кармен, вопреки присущей ей невозмутимости, пребывала в гневе, наказав отца ледяным молчанием. Более того, к немалому его удивлению, именно она больше всех упрекала отца в том, что он велел обеим дочкам отправиться в Линарес, будто они маленькие несмышленые девочки.

В довершение ко всем бедам, прибыв в город, отец сообщил им еще одно свое решение: они не останутся рядом с умирающим Линаресом. Избегая центральных улиц, чтобы дочек не испугал лик смерти, он объяснил, что, как только они вернутся домой, вся семья соберет самое необходимое и отправится в их асьенду Флорида в надежде, что болезнь хотя бы там их не настигнет.

– Сколько времени мы там проведем?

– Сколько надо. Пока все не перестанут умирать. Или болеть.

Мои сестры привыкли жить от одной катастрофы до другой, но чтобы жизнь остановилась совсем? Война не прекращалась ни на день, тем не менее ежегодные обычаи не менялись, на плантациях собирали урожай – если было что собирать и он не становился добычей голодных батальонов. Да и жители по-прежнему строили планы на будущее. Несмотря на войну – а родители то и дело повторяли, что нет ничего ужаснее войны, – люди продолжали играть свадьбы, рожали детей, проводили крестины. Устраивали вечеринки и пикники. Если становилось известно, что в окрестностях мародерствуют солдаты, люди держались поближе к дому, но выезжали за покупками. Молоко доставлялось бесперебойно, а по вечерам к сестрам заходили приятельницы, чтобы вместе пополдничать. Такова была жизнь, к которой они привыкли, – жизнь, которую ничто не могло остановить. Даже смерть любимого дедушки.

В свои годы они еще не ведали боли и необратимости смерти. Видели похороны дедушки Мариано Кортеса, однако взрослые поберегли их невинность и не рассказали о зверствах, которые сопровождали его гибель четыре года назад. В их юном сознании – как и в любом другом юном сознании – дедушка умер потому, что он старый, а старики умирают: природа устроена так, что старые уходят, в то время как молодые живут вечно.

Сейчас им казалось, что со дня смерти дедушки Мариано прошла целая вечность, а теперь им предстоит провести еще одну вечность вдали от подружек из Монтеррея и Линареса – а все из-за отца и его бессмысленного каприза. Сестры возмущенно шептали друг другу, что отцу вечно мерещатся напасти и бедствия там, где их нет. Не он ли предсказывал, что симпатичных молоденьких женщин похищают шайки разбойников, почему и отправил их в Монтеррей к монахиням? Или что в один прекрасный день законным путем или силой у них отнимут земли. Шло время, но ничего похожего до сих пор не случилось. А что, если эта испанка – тоже лишь его чудовищное преувеличение?

Отец был непоколебим: никаких подружек. Никаких прогулок до площади. Никаких вечеринок. Он понимал, что больше всего сестры боятся умереть от скуки, вынужденные прозябать в уединении далекого поместья, где раньше гостили только проездом, да и то не более одного-двух дней. Зато, несмотря на смертельную скуку, они останутся целы и невредимы и с Божьей помощью переживут эпидемию.

Стараясь быть терпеливым и доброжелательным и хоть как-то утешить дочерей, он пообещал, высаживаясь из автомобиля, что во Флориде они смогут читать сколько вздумается.

– Даже роман, который так вам понравился, – кротко добавил он. – Про перевал.

Его дружелюбное замечание не вызвало восторга ни у одной, ни у другой: поскольку он не дал им толком времени упаковать вещи, им пришлось оставить в монастыре не только «Грозовой перевал», но и другой взволновавший их роман – «Эмма». И нет, не стоит предлагать им его собственные книги. Кому охота читать его «Историю двух городов»?

Мама рассказывала: как только Симонопио услышал, что папа вошел в дом, угрюмо убеждая дочерей, что у Диккенса есть и про любовь, а не только про убийства, он сорвался с постели без единого признака температуры или слабости. Но факты таковы: только что он был охвачен жаром, а через минуту вскочил как ни в чем не бывало, слово не лежал последние несколько дней в беспамятстве.

Отец несказанно обрадовался, увидев, что ребенок поправился благодаря мудрости его бабушки, однако велел не снимать горчичный пластырь еще несколько часов, чтобы болезнь не вернулась. Затем ушел, чтобы отдать распоряжения насчет переезда и поговорить с работниками, которые вместе с семьями жили в поместье Амистад. Он ничем не мог помочь жителям Линареса, но мог спасти хотя бы своих людей. Всех домочадцев, не ездивших последние два дня в Линарес, он пригласил отправиться вместе с нами. Он найдет способ разместить их всех во Флориде, где семьи будут далеко от зараженного воздуха Линареса. Мужчины будут ежедневно совершать небольшое путешествие с асьенды в асьенду, чтобы ухаживать за сахарным тростником и другими растениями, не заезжая при этом в Линарес и не поддерживая контакты ни с кем из его обитателей.