К примеру, шляпа мамаши Бивис отличалась очень плоскими полями и такой острой верхушкой, что ею запросто можно было прочистить ухо. Нянюшке нравилась мамаша Бивис. Может, она и была шибко грамотная – ученость, бывало, из нее так и перла, – но, по крайней мере, нюхала табак и сама чинила башмаки, что в узком мировоззрении нянюшки Ягг являлось вернейшими признаками Порядочного Человека.
В одежде старой мамаши Дипбаж наблюдался полнейший бедлам – как у человека, чья сетчатка внутренного ока отслоилась настолько, что он живет теперь в разных эпохах одновременно. Спутанность сознания – весьма опасная штука даже для обычных умов, но гораздо хуже, если ум сей тяготеет к сверхъестественному. Оставалось только надеяться, что нижнее белье поверх мантии – это лишь признак рассеянности.
В последнее время старушка совсем сдала, с грустью подумала нянюшка. Стук в дверь иногда раздавался за несколько часов до прихода мамаши Дипбаж, а ее следы на дорожке обнаруживались лишь через несколько дней.
При виде третьей ведьмы сердце нянюшки без спросу провалилось в пятки, но вовсе не оттого, что Летиция Увертка была дурной женщиной. Вовсе наоборот, она слыла дамой порядочной, благонамеренной и доброй – хотя бы по отношению к неагрессивным животным и чистеньким детям. А еще она охотно помогала другим. Беда, однако, в том, что Летиция руководствовалась лишь своими представлениями о благе, игнорируя желания тех, кому оказывала помощь. В итоге добрая услуга часто превращалась в медвежью.
А еще она была замужем. Нянюшка ничего не имела против замужних ведьм. На этот счет не существовало строгих правил. У нянюшки и самой было множество мужей, в том числе три – официально. Однако господин Увертка был отставным волшебником, причем подозрительно богатым, и нянюшка всерьез подозревала, что Летиция подалась в ведьмы, лишь бы хоть чем-то себя занять – как иные дамы определенного достатка вышивают подушечки для преклонения колен в церкви или навещают бедных.
Словом, золотишко у нее водилось. А поскольку у нянюшки денег сроду не было, она не очень любила тех, у кого их было много. Вдобавок Летиция носила черную бархатную мантию настолько изумительного качества, что она казалась вырезанной в пространстве дырой. Нянюшка, разумеется, подобной мантии не носила. У нее не было прекрасной бархатной одежды, и она вовсе не стремилась ею владеть. Оттого и недоумевала, отчего такой одеждой должны владеть другие.
– Добрый вечер, Гита. Как ты поживаешь? – осведомилась мамаша Бивис.
Нянюшка неохотно вынула изо рта курительную трубку.
– Спасибо, в добром здравии. Да вы заходите, заходите.
– До чего ужасная погода. Льет как из ведра! – посетовала мамаша Дипбаж.
Нянюшка посмотрела в окно. Небо было морозным, сизо-лиловым. Вероятно, там, где бродили мысли мамаши, сейчас шел дождь.
– Тогда проходи и обсушись немного, – радушно пригласила нянюшка.
– Да осияют счастливые звезды наш сегодняшний шабаш! – провозгласила Летиция.
Нянюшка понимающе кивнула. Летиция иногда изъяснялась так, словно училась ведьмовству по какой-то странноватой книге.
– Не возражаю, – ответила она.
За вежливой болтовней нянюшка сготовила чай с пшеничными лепешками. Затем мамаша Бивис тоном, недвусмысленно обозначившим начало официальной части беседы, произнесла:
– Итак, нянюшка, мы прибыли сюда в качестве членов Испытательного комитета.
– Ого. Неужели?
– Полагаю, ты примешь участие?
– О да. Покрасуюсь маленько.
Нянюшка покосилась на Летицию. На губах ведьмы играла улыбка, которая нянюшку не вполне устраивала.
– В этом году Испытания вызвали исключительный интерес, – продолжила мамаша. – С недавних пор к нам стремятся все больше молодых девушек.
– Очевидно, ради успеха среди молодых людей, – неодобрительно фыркнула Летиция.
Нянюшка смолчала. Она всегда считала ведьмин приворот чертовски эффективным способом привлечения мальчиков – в некотором смысле даже фундаментальным.
– Вот и славненько, – сказала она вслух. – Чем больше народу, тем лучше. Но…
– Прошу прощения? – не поняла Летиция.
– Я сказала «но», – пояснила нянюшка, – потому что кто-то ведь должен сказать «но», верно? Мы сейчас поболтаем немного и все равно придем к одному большому «но». Уж я-то знаю.
Она понимала, что грубо нарушает правила этикета. Следовало посвятить светской беседе по меньшей мере еще семь минут, прежде чем брать быка за рога, однако присутствие Летиции действовало ей на нервы.
– Проблема в Эсме Ветровоск, – призналась мамаша Бивис.
– Ну? – откликнулась нянюшка, нисколько не удивившись.
– Она небось опять заявится на Испытания?
– Не припомню, чтоб хоть раз она их пропустила.
Летиция вздохнула.
– Полагаю… ты могла бы, ну… отговорить ее от участия в этом году? – осторожно предложила она.
Нянюшка встрепенулась.
– Это как, топором, что ли? – изумилась она.
Три ведьмы одновременно выпрямились на стульях.
– Видишь ли… – проговорила мамаша Бивис, несколько смутившись.
– Скажу честно, госпожа Ягг, – вмешалась Летиция, – очень трудно уговорить других участвовать в Испытаниях, если соревноваться приходится с матушкой Ветровоск. Она всегда выигрывает.
– Конечно, выигрывает, – согласилась нянюшка. – На то оно и состязание.
– Но она выигрывает всегда!
– И что?
– Но в других видах состязаний, – поджала губы Летиция, – побеждать кому-то одному позволено лишь три года подряд. Потом его сажают на скамейку запасных, чтобы дать дорогу другим.
– Да, но это же ведьмовство, – напомнила нянюшка. – Суть наших правил в другом.
– И в чем же?
– В том, что их нет.
Летиция одернула юбку.
– Возможно, настало время их придумать, – сказала она.
– Ага, – протянула нянюшка. – Значит, вы собираетесь пойти и сообщить об этом Эсме? Ты готова к этому, Бивис?
Мамаша Бивис отвела взгляд. Старушка Дипбаж стала пристально всматриваться куда-то в прошлую неделю.
– Как я понимаю, госпожа Ветровоск очень гордая женщина, – молвила Летиция.
Нянюшка Ягг пыхнула курительной трубкой.
– Это все равно что сказать «в море полно воды», – заметила она.
Ведьмы погрузились в молчание.
– Осмелюсь заметить, это была весьма ценная реплика, – нарушила Летиция. – Но я ничего не поняла.
– Если в море нет воды, значит, это уже не море, – пояснила нянюшка Ягг. – Это просто чертовски огромная яма в земле. А с Эсме штука в том, что… – нянюшка еще раз шумно затянулась трубкой, – она и есть сама гордыня, понимаешь? А не просто гордый человек.