— Я многое повидал за свою жизнь, — густой, хриплый голос наполнил комнату и, как и много раз до этого, разбился о ее кожу сотне и сотней щекотных мурашек, — безумие ветра и моря, что жаждали разрушить и поглотить без остатка наши ладьи, кровавые стычки с морскими разбойниками, дикие нравы иноземцев. Пережил смерть родителей и мучительную кончину Честа, позор и немилость своих же соплеменников. Но никогда, даже в самые страшные мгновенья свое жизни, я не ощущал такого невыносимой, разрывающей сердце боли, которую почувствовал увидев…
Легкое прикосновение к тонким шрамам на ее шее заставило Лану замереть. А болезненный тихий вздох напитал сердце горькой печалью.
— Скажи, как я могу согласиться взять тебя туда? Подвергнуть новой опасности не только любимую женщину, но и, — широкая ладонь нырнула под воду, накрывая ее живот, — наших детей.
Лана приподнялась и серьезно посмотрела на своего мрачного мужа. Медленно провела ладонью по обожжённой щеке, наблюдая, как вздрагивают и расширяются темные пятна зрачков, оттесняя золото к самому краю.
— Плохая из меня дочь, — прошептала она, нежно касаясь пальцами бугристой кожи, — должна была любить отца, но всегда испытывала лишь неловкость или страх. А теперь еще и говорю, что нужно поступить так, как велит Дарина. Я не желаю Беригору смерти, но и такой судьбы нашим народам не желаю тоже.
Еще раз заглянув в черно-золотые омуты, княжна медленно коснулась сжатых губ, которые через мгновенье приветливо распахнулись ей на встречу.
Одним поцелуем она заставила сердце вспыхнуть жарким пламенем. Нежной лаской отогнала прочь тягостные мысли, позволяя вздохнуть полной грудью. Руки сами пришли в движение, трепетно оглаживая такое знакомое, но по-прежнему горячо желанное тело.
Его жена ничем не уступала мужу. Вместе их ладони чертили мыльные узоры на коже, пока губы дарили друг другу поцелуи и тихие, шепчущие признания.
Ласки становились все жарче, а нежные слова исчезли, уступая место сладким девичьим стонам и нетерпеливому, хриплому рычанию.
Он и сам не заметил, как оказался сидящим на ложе, а сверху устроилась его прекрасная жена. На светлой, мокрой от воды коже танцевали отблески свечей. Осыпая поцелуями молочную грудку, Яр скользнул рукой между стройных ног. Но не успел коснуться коротких завитков, как его пальцы мягко увели в сторону.
— Какой прыткий, — выдохнула княжна, — этой ласки я получила довольно. Другой хочу…
Яркий румянец вспыхнул на ее щечках, когда Яр как можно нахальнее облизнул губы, намекая что да, готов и на другую.
— Нет, и не так, — тихо всхлипнула она.
— Как же тебе угодить, любимая — пробормотал он и чуть не подавился стоном, ощутив хваткие пальчики на своей вздрагивающей, болезненно-твердой плоти.
— Ты знаешь.
— Нет. Скажи!
Пусть ее назовут бесстыжей, но рядом с мужем она не могла быть другой! Его страсть манила, влекла к себе, как чистое пламя влечет легкокрылую бабочку. Закусив губы Лана взглянула на любимого. Все вокруг плыло, а в его глазах дрожало то самое, необузданное и дикое желание, имеющее над ней полную власть.
— Хочу, чтобы ты взял меня, как мужчина берет свою женщину, — урывками глотая воздух, произнесла она, — чтобы я почувствовала твою плоть внутри себя и услышала, как ты стонешь мое имя.
Резкие черты ее мужа исказила судорога, обнажая белые клыки и звериное, раскатистое рычание. Крепкие пальцы жадно смяли бедра и первый толчок она приветствовала протяжным стоном облегчения. Вплетая пальцы в блестящие черным шелком кудри, княжна скорее приникла к ждущим, нетерпеливым губам возлюбленного.
Она была такой отзывчивой. Такой ласковой и горячей. Яр и сам не мог понять, как сдерживал хлещущую через край страсть, когда в его руках извивалась изнемогающая от наслаждения жена.
Ему почти больно было замедлять движения бедер. Одергивать руки, стремящиеся резким взмахом опустить ее вниз, чтобы наполнить, растянуть собой до предела. Но, стискивая зубы, он терпел, пока любимая не содрогнулась от наслаждения.
— Яр!
Короткий крик-стон острым мечом разбил его добровольные оковы. Душа и тело рванулись за ней, и в несколько глубоких толчков Яр настиг свою возлюбленную. Звериный рык поглотил самое любимое на свете имя. Изливаясь в трепетавшую плоть, Яр застыл, сжимая в объятьях обессиленную княжну.
— Угодил ли я своей жене, — сквозь рваное, глубокое дыхание пробормотал он.
Распластанная на его груди, княжна ответила тихим стоном.
— Что-то… не разобрала…
И девичьи бедра дернулись, плотнее и глубже вбирая его плоть.
Унявшееся желание встрепенулось и мигом подхлестнуло еще не остывшую кровь, но наступая на горло своей жажде, Яр отстранился.
— Сплоховал я. Что ж, придется потом как-нибудь…
— Сейчас!
И слабенькие, но такие сильные ручки потянули его обратно. Темные от страсти княжны вспыхнули лукавством и предвкушением. И Яр не мог не покориться ее просьбе.
А ночью, когда утомленная княжна тихонечко сопела на его груди, Яр слово за словом перебирал сказаные ведуньей слова. Да и ведуньей ли? Веки смежить так и не удалось и ранней зарей он покинул сладко спящую жену. Пусть отдохнет. А ему прояснить кое-что нужно было.
Воины Ратимира глядели все так же насторожено, однако без запинки указали, где покои Дарины. Дверь оказалась незаперта. Старуха, кажется, тоже ночью с Дремой бесед не вела. Сидела за столом и тихонько что-то шептала, перебирая бусины на нитке.
— И как ты еще вчера ко мне не прибежал…, - проскрипела она, не поворачивая головы, — Спрашивай уже.
Яр стиснул кулаки, словно пытаясь задушить липкий страх, против воли выползший из своей клетки. Вскинул голову и одним махом произнес.
— Ты знаешь, как произошла наша с княжной встреча. И что было потом, — голос дрогнул, но Яр не дал себе запнуться, — ответь же, чары ведьмаков могли разжечь во мне ненависть к собственной паре?
— Нет, — покачала головой Дарина. Яр похолодел. Не искал он себе оправдания, но что запретит глупому сердцу надеяться на то, чтобы немного облегчить тяжелый груз прошлого.
— Да не сверкай глазами так, Черный Волк. Покажи мне хоть одного человека, в чьей душе лишь мир и покой. Ведьмаки не могут тебя заставить испытать злое чувство, но способны подпитать его росток. И чем он крепче, тем больше у них власти. Ты ненавидел Беригора лютой ненавистью. И весь его род. Вот этим они и воспользовались…
Яр молчал. Тяжело смотрел на усталую знахарку и ждал.
— Узнав, чья Светлана дочь, ты бы не обрадовался, это так. А вот способен ли был и без помощи темных совершить зло — на этот вопрос только совесть твоя ответит. Подумай хорошо, смог бы ты обидить женщину, виноватую лишь тем, что приходится она родной кровью твоему врагу?