— Кхе-кхе…
Отлипаю от Сашки и, нахмурив брови, перевожу взгляд на младшего.
— Чего тебе?
— Мама отправила меня на поиски зажигалки. Ну, знаешь, чтобы зажечь свечи на торте.
Нехотя пропускаю Артема вперед по коридору. Мы-то и впрямь всю дорогу перегородили.
— А может, и не надо зажигалки, а? — оборачивается тот. — От вас-то самих можно прикуривать, — ржет.
Саша прячет лицо у меня на груди, а я, как будто нам снова пятнадцать, тычу брату фак. Эта детская выходка чуть сбивает градус напряжения. Сашка тихо смеется.
— Думаю, на торт все же нужно остаться.
Когда мы возвращаемся в комнату, Ариша с мамой убирают грязные тарелки со стола. Саша вызывается помочь. Так она чувствует себя гораздо комфортнее, чем за просмотром наших детских фотографий. И теперь я понимаю, почему.
Погрузившись в свои мысли, я упускаю момент, когда на столе появляется торт. Весь в цветах из крема и марципана, он, конечно же, сразу привлекают внимание Машки. Ловко извернувшись на руках отца, она успевает здорово помять макушку своими маленькими загребущими ручками до того, как Мише удается ее оттащить.
— Вот же черт! Миш, ну, куда ты смотрел? — возмущается Ариша.
— Ничего, считайте, это мой кусок! — смеется тот и начинает с аппетитом слизывать крем с Машкиных пальчиков.
И мое сердце пропускает удар.
Именно в этот момент до меня почему-то в полной мере доходит, что со мной такого, похоже, никогда не случится. Я не поцелую своего ребенка, не возьму его на руки, не засмеюсь в ответ на его шалость. Какого черта? Какого, спрашивается, черта я об этом думаю именно сейчас? Но главное, почему мне так больно от этой мысли? Я же о детях вообще никогда не задумывался. Так, знал, что когда-то они у меня непременно появятся. И на этом все.
— Чай или кофе?
Закусываю изнутри щеку.
— Что?
Сашка тоже выглядит так, будто едва держится. Нужно с этим заканчивать, как можно скорей.
— Чай.
Она улыбается, пододвигает чашку и льет в нее заварку из чайничка. Вокруг суматоха и смех, а я всего отчетливей слышу, как дробно бьется носик чайника о фарфоровый край чашки, потому что руки Саши дрожат.
С проклятым тортом разделываюсь за пять минут. Целую мать и непрозрачно намекаю, что нам пора возвращаться домой. Но на то, чтобы со всеми проститься, уходит еще добрая четверть часа. Ариша с Мишей наперебой твердят, что нам нужно повторить встречу, Артем зовет к себе в деревню, а мама норовит всучить пару судков с салатами. Отнекиваться бесполезно. Терпеливо жду, когда она снарядит нам гуманитарку.
— У тебя отличная семья, — говорит Саша, когда мы, наконец, выезжаем со двора. — Я всегда хотела брата. Или сестру… У детей должны быть братья или сестры.
— Это последствия изнасилования? — вместо ответа я не слишком деликатно возвращаю нас к прерванному разговору.
— Ч-что?
— Твое бесплодие.
Сашка делает шумный вдох. И так же шумно выдыхает, отвернувшись к окну. На стекле тут же собирается белое облачко конденсата.
— Саш, ведь все равно придется об этом поговорить. Рано или поздно. Так, что? Это все из-за того давнего случая?
— Можно и так сказать, — шепчет она.
С моих губ срывается грязное ругательство. Одной рукой я подпираю лоб, второй бью по рулю. Саша вздрагивает и обнимает себя за плечи.
— Извини, детка. Я… Наверное, мало я этим уродам устроил.
Сгребаю ее холодную руку и подношу к губам.
— Не надо! Еще не хватало, чтобы ты себя в чем-то винил, — голос Сашки звучит слишком устало.
— Слушай, а это как вообще, точно?
— Точнее не бывает.
— С тех пор медицина шагнула далеко вперед и…
— Я не могу иметь детей. Независимо от того, как далеко шагнула медицина. И я буду признательна, если мы перестанем это обсуждать.
— Но ведь существует ЭКО, суррогатное материнство…
— Для меня не существует! — кричит она мне в лицо. А потом, будто этот крик отнимает у нее последние силы, скатывается в едва различимый шепот: — Я пойму, если ты захочешь на этом закончить.
Закончить? Черта с два! У нее идут месячные, я это точно знаю. А значит, с ее яичниками все в порядке. Или нет? Я не слишком большой специалист в этих вопросах. Притормаживаю на светофоре. Меня раздирает желание узнать как можно больше подробностей, но даже в тусклом свете приборной панели я вижу, насколько Саша измучена. Поэтому душу все свои вопросы, и дальше мы едем молча. В молчании поднимаемся в квартиру и снимаем верхнюю одежду. В молчании она стаскивает через голову платье прямо в коридоре и вскидывает вызывающий взгляд. На ней лишь ничего не скрывающий лифчик-паутинка и такие же трусики. Ну, и чулки. Туфли Сашка снять не потрудилась, и её ноги кажутся бесконечными. Она прекрасна. И она это знает. Хищно улыбается, ведет языком по губам и шагает ко мне.
Все, как обычно, сводится к сексу. И это с той же силой меня злит, что и возбуждает. Поднимаю руки, чтобы немного притормозить. Но медлю, даю себе немного времени насладиться прикосновением её напряженных сосков, которые чувствую даже через рубашку. Шиплю. Сгребаю в кулак волосы и дергаю, запрокидывая ее голову. Это так просто — в очередной раз поддаться на Сашкину провокацию. Дать то, что она хочет. Жестко. Сильно. На грани боли. Притвориться, что это нормально. Я так делал, наверное, уже десятки раз. Трахал её, будто одержимый. Но больше я так не хочу.
— Нет, Саша… Нет.
Она осоловело моргает. Слишком возбужденная, чтобы сходу понять, почему все прекратилось.
— Нет? — разглядывает меня, удивленно приподняв брови, и шумно дышит.
— Нет.
— Ты меня не хочешь, — облизывает губы. — Брезгуешь. Дошло, наконец…
— Я хочу тебя.
— Именно поэтому ты два дня подряд меня отталкиваешь. После других уже не так хочется, правда? Зная, что они…
Не даю ей договорить. Отталкиваю к стене, так что она слегка прикладывается затылком. И вскрикнув, оглушенная, широко распахивает глаза. Я лишь усилием воли гашу вспышку ярости. Медленно-медленно одной рукой нащупываю ее руку, прикладываю к изнывающему члену, а второй ласково касаюсь ее щеки. Это убийственный контраст — ярость, которая меня раздирает, и нежность.
— Что ты…
— Тш-ш-ш…
Большим пальцем сминаю ее губы. Приближаюсь лицом к лицу. Сдвигаюсь левее и просто дышу ей. С губ Саши срывается то ли всхлип, то ли вздох. Её пальцы на моей эрекции сжимаются. Она дергает ширинку, но я не позволяю ей проявить инициативу. Отрицательно качаю головой и подхватываю ее на руки.
— Что ты делаешь? Я тяжелая, Ринат! Прекрати… Я сама могу дойти до кровати…