Громче, чем тишина. Первая в России книга о семейном киднеппинге - читать онлайн книгу. Автор: Веста Спиваковская cтр.№ 21

– С психикой, – подсказала я.

– Да, с психикой, – согласился он. – Чем же вы так его обидели?

На этот популярный вопрос я и сама давно искала ответ. Сотрудник записывал, то и дело уточняя детали инцидента, произошедшего в Широкой Балке.

– Ждите в коридоре, – подытожил человек в погонах.

Пока дежурный сотрудник в приемной бесконечно долго регистрировал оба моих заявления, я чуть не уснула в сыром помещении.

– Получите талон-уведомление, – я наклонилась к окошку. – Распишитесь в журнале. Здесь и здесь.

Поспать удалось всего полчаса. Утром начинались приемные часы. Светлана Ариковна ждала в кабинете администрации города Новороссийска. Из опеки только что сообщили, что известить Проценко не представляется возможным. Телеграммы до него не доходят, телефон не отвечает. Собранная во вторник и четверг комиссия не пригодилась. Значит, все-таки он спрятался! Что же за силы подключит теперь моя новая спасительница?

Тем временем съемочная бригада кубанского телевидения записала комментарий начальницы органов опеки. Затем журналисты подъехали к зданию администрации. Хотя мы и встретились с ними у памятника Ленину, для фона все же был выбран куст сирени. Корреспондент по имени Александра повесила мне на воротник петличку с микрофоном и задала всего один вопрос. Отвечая, я рассказала, как все произошло. Добавила, что не уеду отсюда без Ксюши.

Затем я поднялась в кабинет Светланы Ариковны. Он уже напоминал «мини-штаб». Чиновница обзванивала социальные службы, чтобы выяснить, ходит ли Ксюша в садик и поликлинику, оформлен ли Проценко официально на работе, справку с которой он предоставил суду, идут ли отчисления в пенсионный фонд. Но ни Рома, ни Ксюша нигде не числились! Я составила и распечатала новые заявления. Позвонила в Питер, папе и адвокату. Вместе думаем, что делать дальше.

svetaspy запись от 02.11.2010

143 дня без Ксюши

…Хождение по кабинетам и собирание бумажек – это профессия, которой надо отдельно обучать несоветских людей. Сегодня снова ходила в прокуратуру, зашла в кабинет зампрокурора г. Новороссийска (просто не могла пройти мимо таблички с фамилией Кабанов!). Был неприемный день, но он-таки оторвался от спортивного канала и, не говоря при этом ни слова, тем не менее внимательно меня выслушал. Кивал, обещал помощь.

У Ляли, в соседней со мной комнате, жила предупредительная девушка Маша. Как-то вечером мы столкнулись в коридоре и сразу подружились. Маша родилась в Якутии, с отличием закончила исторический факультет Петербургского университета и совсем недавно переехала жить в Новороссийск. Она собиралась устроиться здесь в школу учительницей. Я тогда порадовалась за ее учеников. Маша мне сразу понравилась, она обладала такими редкостными качествами, как целеустремленность и порядочность. А еще у Маши был муж Андрюс – латыш, который строил яхты и затем на них плавал. Андрюс собирался вскоре переехать к Маше, видимо, желая поменять родное Балтийское море на Черное. Меня странным образом успокаивал тот факт, что в Новороссийске живут такие благородные люди, которые строят яхты и учат детей. Значит, жизнь продолжается! Каждый вечер мы обменивались с Машей новостями. Она рассказывала мне о тонкостях местной системы образования, а я ей о результатах поисков Ксюши. Вскоре мне стало все понятно с судами, а Маше со школой, и мы решили съехать от Ляли, чтобы снять комнату на двоих на длительный срок. Это получалось значительно экономичнее, чем платить посуточно. Как-то вечером она позвонила мне и взволнованно сообщила:

– Есть хороший вариант, поехали его смотреть.

– Прямо сейчас? Куда?

Маша не бросала слов на ветер.

– В «Трапезунд», – бывают такие слова, которые сами как ветер и загадочно зовут за собой.

– Что это такое? – не поняла я и даже записала незнакомое слово на бумажку.

– Вроде ресторан, спроси у местных, как туда добраться. Я уже разговаривала с хозяином. Он грек, – загадочно добавила Маша.

Действительно, взобравшись на машине вверх по склону, я вышла у светящейся вывески двухэтажного греческого ресторана, ловко совмещенного с ларьком и автобусной остановкой. Обогнув замысловатую конструкцию, я направилась вглубь пустынной дороги. Стая разномастных собак шумным строем пронеслась мимо, с азартом кусая друг друга за уши. Несколько минут озираясь в кромешной темноте, я сдалась и набрала Машу.

– Иди прямо, пока не увидишь справа чугунные ворота и трехэтажный особняк.

Я шла, исправно следуя Машиным инструкциям, и старалась не обращать внимание на отсутствие каких бы то ни было признаков жизни вокруг. Телефоном подсвечивала дорогу, чтобы не споткнуться. Неожиданно за поворотом показалась сторожка, освещенная тусклым светом фонаря, и практически сразу бросился в глаза кирпичный дом. Не оставалось сомнений в том, что я на месте. Гостиница оказалась трехэтажным особняком на окраине города и действительно называлась непонятным словом «Трапезунд».

Дверь была открыта, и я вошла. С последнего этажа слышались голоса. Я поднялась по массивной мраморной лестнице, попутно удивляясь огромному незадействованному пространству внутри дома. Маша уже осматривала нашу комнату, которая была соединена деревянной дверью с чуланом-мансардой. Перед комнатой была то ли веранда, то ли гостиная, за столом которой сидели люди, курили и разговаривали. По атмосфере это место общего пользования напоминало питерскую коммуналку. Я вышла с веранды на широкий полукруглый балкон «Трапезунда», и передо мной открылся божественный вид – весь город был как ладони. Подсвеченная бухта отражалась в мерцающем море, а заходившие в порт баржи казались игрушечными.

Маша уже хлопотала «за тазики, занавески и постельное белье».

– Сейчас Владимир Ильич принесет нам ключи, и можно будет въезжать, – сообщила Маша, осматривая тумбочки. Комната наша выглядела более чем скромно: две кровати и две тумбы да письменный стол перед большим окном, за которым – кромешная тьма и ни капли света, даже от фонаря.

– Владимир Ильич – не очень греческое имя, – заметила я.

– Так это не сам хозяин, а его распорядитель! – радостно ответила Маша.

Через несколько минут в дверях появился Владимир Ильич, в одной руке он держал таз, в другой – пачку чистого неглаженного белья. Мы прошли в чулан. «Зимой здесь можно хранить продукты», – по-хозяйски заметил Владимир Ильич. На вид он казался человеком ученым, даже несмотря на тазик в руках. Это и заставило меня спросить его о значении слова «Трапезунд».

– Так это же, как его, древний греческий город, на том берегу Черного моря, – Владимир Ильич махнул рукой куда-то вдаль, и мы с Машей посмотрели в сторону окна в чулане. – В Малой Азии находится. Ныне, как его, Турция, а некогда часть Понтийского царства. Основан город еще до нашей эры, да. Тут ведь кругом были греческие колонии. Ну, вы знаете, раз исторический заканчивали? – Владимир Ильич удивил даже Машу, которая знала историю лучше меня. Он явно был человеком образованным, но пользовался своим багажом редко, решая в основном хозяйственные задачи по дому. – Сначала Трапезунд был центром византийской провинции Первая Армения. Слышали про такую? А затем стал последним осколком Византии, – мы с Машей переглянулись и подошли к маленькому окну, чтобы разглядеть в нем немного осколков хоть какой-нибудь империи, но увидели лишь фонари на баржах, ожидавших входа в Цемесскую бухту.