— А, никуда он от меня не денется, — небрежно отмахнулась Кузьмина. — С Веркой они до тех пор, пока я позволяю. А я не спешу. Когда придет время — сама все сделаю, безо всякого вашего Скачка! Как и положено свободному человеку, а не тупому придатку проклятой Машины!
— Так ты не из-за него все это затеяла? — озвучил я то, что, по-хорошему, давно должно было считаться очевидным.
— На пару с Веркой-то? — хохотнула Лиза. — Конечно нет!
— Тогда зачем?
— Затем, что Орден ваш — зло! — рявкнула она. — Миссии — зло! Скачки — зло! Не будет миссий — не будет и Скачков. Тогда и Орден не понадобится! Улавливаешь логику?
— Орден действует ради лучшего будущего, — не нашел ничего лучше, чем выдать в ответ казенную фразу, я.
— Ага, калеча при этом людям настоящее! Отбирая у них родных! Разбивая влюбленные пары! Попросту убивая тех, кто мешает! Но мы — Новый Легион — положим этому конец!
— У Ордена… есть на то причина… — пробормотал я.
— Наверняка! Такая же лживая, как и весь он!
Продолжая возбужденно говорить, девушка наклонилась надо мной — так, что прядь ее длинных волос почти коснулась моего носа — и, отвлекшись, я упустил момент, когда, бросив фонарик, Кузьмина вцепилась обеими руками в край носилок и рывком перевернула меня на живот. Среагировать и помешать ей я не успел. Дернулся было назад, но в следующую секунду в мою поясницу грубо уперлось острое Лизино колено.
— Вот так! — удовлетворенно произнесла девушка, подтягивая к себе второй ногой упавший и откатившийся фонарик. — Прости, будет немного больно… Придется потерпеть. Ради по-настоящему лучшего будущего. А может, и нет. Я не знаю. Никто не знает, тем более какая-то сумасшедшая Машина. Будущее — оно наше, и нам его делать лучше или хуже. Как уж получится…
Собрав все силы, я в последний раз попытался сбросить с себя Кузьмину, но та сидела цепко, как клещ.
— Не трепыхайся, а то случайно отрежу тебе пару лишних пальцев, — сухо бросила сверху девушка. — Это уже будет перебор, хе хаха хи? — судя по зажеванному концу фразы, фонарик снова отправился ей в рот, освобождая руки для экзекуции.
— Я тебя достану… — в бессильной злобе прорычал я — поняв, что проиграл окончательно. — Я тебя найду…
— Хе хехо хохохе, — что-то тонкое и холодное коснулось моих затекших пальцев…
— Как я понимаю, девочка, ты хотела сказать «не в этом потоке?», — раздалось вдруг над нами обоими. — Нет: как раз в этом, Уроборос тебе в дышло!
Луч фонаря судорожно метнулся в сторону — Кузьмина обернулась. Как смог, я вывернул шею: крепко держа девушку за правое запястье — так, что вооруженная ножом рука нелепо выкрутилась — возле нас стоял Эрастович. Из-за широкой спины инструктора верховой езды испуганно выглядывала Маша.
Глава 20
г. Москва, июль 20** года
Текущий поток времени
— Что же ты, Уроборос тебе в хронологию, сразу мне не набрал — как только услышал от Маши про трос? — сердито поинтересовался Виктор, встретив меня в штаб-квартире на следующий день.
— Да как-то это… — виновато развел я руками. — Не сообразил…
На самом деле, мысль такая в голове у меня тогда мелькнула, но, увлеченный охотой, я ее тут же отмел, всерьез даже не рассматривая. Хотелось поскорее закончить расследование — причем так, чтобы самому, без чьей-либо помощи… Ну и казалось, что уж с девочкой-десятиклассницей я как-нибудь да слажу без вызова подкрепления.
Глупо, конечно, получилось.
— Не сообразил он… — что до Панкратова, тот, кажется, был раздосадован моим фиаско в Интернате едва ли не больше меня самого. — Счастье твое, что Марк Эрастович, что называется, не спал в оглоблях! Не вычисли он наших мамкиных заговорщиков…
— С мамами там, вообще-то, как раз не очень сложилось, — зачем-то вставил я. — Если верно помню со слов Маши, жива одна на троих — у Хмельницкой. И то только потому, что Столп…
— Маше, кстати, тоже скажи спасибо, — кивнул Виктор. — Не вспомни она про потайную лестницу, по которой и ходила-то всего однажды, лет в семь, со старшими подругами — натерпелась в темноте страху и больше туда не совалась… А насчет покойных матерей, — нахмурился вдруг он. — Я не понял, ты что, пытаешься оправдать тех, кто едва не вышвырнул тебя в прежнюю жизнь, с регулярной ежемесячной амнезией?
— Не оправдать, — покачал я головой. — Но, может быть, понять…
— Да что там понимать, — скривился Панкратов. — Мало их, засранцев, в детстве пороли! Точнее, совсем не пороли — телесные наказания в Интернате лет двадцать как запретили…
— Всего двадцать? — ахнул я. — То есть только в этом веке?!
— Ну, Орден, по-своему, весьма консервативен… Но иногда, выходит, даже недостаточно. Не зря же когда-то говорили: пожалеешь розгу — испортишь ребенка. Вот, пожалели — получите и распишитесь!
— Ну… Так себе логика, — неуверенно протянул я.
— Какая уж есть. И она, увы, работает…
— А что с ними теперь будет? — спросил я, решив несколько сменить тему. — С Хмельницкой, Кузьминой, Радкевичем? Как с ними поступят?
— Выставят из Ордена, разумеется, — кажется, даже несколько удивился такой постановке вопроса мой собеседник. — Отберут кольца — есть способ снять их, не отрезая пальцев, — усмехнулся он, многозначительно посмотрев на мою правую руку, — и au revoir
[14]! В изгнание.
— Они же с ума сойдут — в прямом смысле! — похолодел я. Не то чтобы юные преступники вызывали у меня такое уж сочувствие — нет! Воспоминание о лезвии Лизиного ножа, примеривавшегося к моему пальцу, до сих пор заставляло все внутри меня судорожно сжиматься, да и голова еще немного побаливала после близкого знакомства с Вериной кочергой, но кому, как не мне, было понимать, что ждет лишенных колец изгнанников «в миру»! Да еще после тепличного существования под крылом Ордена…
— Не сойдут, — возразил Виктор. — Их же не просто выведут за ворота — идите, мол, и умрите любой смертью на свой выбор. Во-первых, так они и в самом деле долго не протянут, а во-вторых, с их-то убеждениями… Глядишь, еще и напакостят напоследок — найдут как. Нет, все продумано. Нам принадлежат несколько необитаемых островов в Карибском море и еще парочка — в Тихом океане. Изгнанников переправят на один из них. Там они сколько угодно смогут пестовать свои идейки о том, что миссии — зло злодейское, а Орден — скопище негодяев. И при этом, что характерно — почти не страдать от Скачков: такие изолированные локации переменами в истории почти не затрагиваются…
— Ну, если так… — пробормотал я, осмысливая услышанное. — Получается даже излишне мягко, — хмыкнул затем. — Ссылка на райский курорт…
— Ну да, курорт — ровно до тех пор, пока в первый раз кушать не захочется, — едко заметил Панкратов. — А сразу потом — считай, каторга. А уж когда дождик зарядит… Стеной. Дней так на тридцать, без перерыва…