Рутовски снял шляпу и провел рукой по своим коротким, темным волосам.
– Могу я переговорить с вашими сотрудниками, пока они не ушли?
Я немного помедлила, удивившись просьбе Рутовски, но затем быстро ответила:
– Конечно. Никто еще не расходился.
Сиенна была на кухне, а Ли – в другом конце зала. Она собирала со столов оставшиеся тарелки.
– Ли! – позвала я нашу официантку. – Помощник шерифа Рутовски хочет с тобой поговорить.
Ли удивилась, но что еще я могла сказать? Стало ясно, что переговорить с ней Рутовски хочет с глазу на глаз, так что я поспешила удалиться:
– Я буду в кабинете. Остальные – на кухне.
– Спасибо, Марли.
Мы с Ли переглянулись, а затем я зашла в кабинет, неплотно закрыв за собой дверь. Я опустилась в свое кресло, и вновь на душе у меня стало нелегко, а все мышцы напряглись. Я понятия не имела, зачем Рутовски разговаривать с моими сотрудниками, но ясно, что причина, которая пришла мне в голову, мне совершенно не нравилась.
Из коридора доносился голос Ли. Внезапно он стал громче, но вот снова затих. Разобрать слов я не могла, но казалось, будто Ли чем-то возмущена. В животе все сжалось, а над правым глазом возникло неприятное ощущение – будто подступала головная боль. Чтобы отвлечься, я проверила электронную почту, но ни на одном письме сосредоточиться у меня не вышло. Время шло очень медленно, но в конце концов в коридоре послышались шаги, и через несколько секунд Ли открыла дверь.
– Поверить не могу! – воскликнула она, ворвавшись в кабинет.
За ней зашли Сиенна и Томми, затем я увидела Ивана, но он остался в дверях.
Ли указала большим пальцем через плечо куда-то в сторону коридора.
– Он думает, что ты подозреваемая!
В животе у меня все сжалось еще сильнее. Так я и думала.
– Так думает не только Рутовски. Шериф, видимо, тоже.
Мне стало больно и грустно. Рэй мне всегда нравился, и я надеялась, он понимает, что на убийство я не способна.
– Может, это ничего и не значит. Может, Рутовски зашел для проформы.
Во рту у меня пересохло, и я попыталась сглотнуть.
– Что он спрашивал?
Тут заговорила Сиенна:
– Хотел знать, во сколько ты ушла из закусочной сегодня утром.
Она обхватила себя руками и выглядела так же растерянно, как и Томми.
– Я обнаружила тело, – сказал я. – Видимо, поэтому я в списке подозреваемых.
Я оглядела всех по очереди.
– Но я клянусь, никакого отношения к смерти Иды я не имею.
– Это и так ясно, – проворчал Иван из дверного проема.
– Мы знаем, что ты ни при чем, – добавил Томми. Ли и Сиенна закивали в знак согласия.
– Но мы беспокоимся о тебе.
Я изо всех сил постаралась улыбнуться.
– Уверен, что беспокоиться не о чем. Рутовски зашел для проформы, вы же сами сказали. На этом, наверное, все и закончится.
– Хорошо бы, – сказала Ли, нахмурившись. – Не хочу, чтобы с тобой было то же, что со мной в марте.
Моя натянутая улыбка исчезла, стоило мне вспомнить, через что пришлось пройти Ли, когда расследовали убийство кузена Джимми. В полиции ее рассматривали как подозреваемую, слухи разлетелись быстро, и кто-то из местных стал относиться к Ли как к прокаженной. А если то же самое будет со мной? Что будет с «Флип Сайдом»?
Нельзя об этом думать. Я встала с кресла и обняла одной рукой Сиенну, а другой – Ли.
– Все будет хорошо.
Мы вышли из кабинета. Впереди шли Иван и Томми.
– Рутовски задал свои вопросы, этим дело и ограничится.
Мои слова никого не убедили, но я старалась не подавать вида, что и сама я не так уж уверена в них. Я еще раз попыталась всех убедить, что все будет в порядке, после чего Ли и Сиенна отправились домой, а Иван и Томми вернулись на кухню. Оказавшись одна, я поняла, что тревога кусает меня, словно тысячи маленьких жучков. Пришло время взяться за уборку: я оттирала столы с особенной тщательностью, пытаясь таким образом отвлечься от невеселых мыслей.
Закончив с уборкой, я решила заняться кое-какими административными делами, но безуспешно. В конце концов я махнула на все рукой и, быстро попрощавшись с Иваном (он единственный, кто к тому времени оставался в закусочной), отправилась домой.
Я шла по пляжу, светило солнце, и счастливые детские голоса танцевали в воздухе. Я дышала глубоко, надеясь, что свежий соленый воздух сможет меня успокоить. Стало легче, но ненамного. Когда я добралась до своего бело-синего викторианского дома, мне было жарко и очень неспокойно.
Оказавшись в доме, я скинула кроссовки и бросилась к холодильнику. Налив в большой стакан чая со льдом осушила его за несколько секунд. Холодный сладкий чай я очень любила, особенно в жаркую погоду или когда дела идут не очень. Сейчас, когда выполнялись оба эти пункта, холодного напитка мне хотелось как никогда.
Когда я поставила на стол пустой стакан, на кухню вбежал Оладушек. Он потерся о мою ногу, и тогда я подхватила его на руки и уткнулась лицом в его шерсть.
– Привет, приятель.
Он замурлыкал, и по моей щеке пошли легкие вибрации. Рыжий кот всегда меня так встречал, и я улыбнулась. Я чмокнула его в гладкую мордочку и подумала, как хорошо, что у меня появилось домашнее животное.
Я поставила его на пол, налила ему в миску воды и дала лакомство – чтобы он не ходил голодным до обеда. Настроение у меня улучшилось, но легкое беспокойство все же продолжало пробегать по моему телу. Слишком волноваться мне не хотелось, поэтому я решила сама выяснить, насколько плохи мои дела.
Я набрала прямой номер Рэя Джорджсона, и после трех гудков он взял трубку:
– Как у тебя дела, Марли? – спросил он после того, как мы обменялись приветствиями.
– Были бы лучше, если бы меня не подозревали в убийстве.
– Я так понимаю, к вам заходил Рутовски.
– Именно. Ты действительно думаешь, что это я убила Иду?
Я постаралась сделать так, чтобы голос мой не звучал обиженно.
– Мое личное мнение не имеет большого значения в данных обстоятельствах, – ответил Рэй. – Ты нашла тело миссис Уинклер и сказала нам, что орудие убийства принадлежит тебе. А еще – что у вас был конфликт.
Я села на диван.
– Это же не значит, что я ее убила.
– Не значит, – согласился Рэй.
Далее последовало молчание, и я все поняла:
– Но это значит, что я подозреваемая.
– Скорее, тот, у кого был мотив.
Так звучит, конечно, лучше.