– Но мой дядя, которого ты назвал Хельги, показал, что его удача побольше, чем у многих, – Ингер слегка побледнел от этого скрытого поношения.
Будучи родней Ельгу через сводную сестру, Ингер не происходил от тех конунгов Ругаланда, которых Кольберн упомянул, но не счел нужным это уточнять, чтобы не умалять своих прав на дядино наследство. В конце концов, отец его матери тоже правил ругами, пусть и другими.
– Удача Хельги мне известна! Пока я зимовал в Корсуни, греки мне немало порассказали! Они, знаешь ли, помнят немало северных вождей, которые правили славянами! Лет полтораста назад Сугдею захватил один, они называют его Браваль, но не думаю, что это настоящее имя. Но это был воинственный и сильный вождь, тогда богу пришлось явить чудо, чтобы его укротить. Тот вождь разбил ворота города, ворвался в самый главный храм, захватил там несметные сокровища, но бог поразил его, его взяли жестокие корчи, так что у него лицо вывернулось к спине. Испугавшись, он приказал своим людям вернуть все награбленное, но это не помогло ему, и он лежал, расслабленный, обездвиженный, скованный силой бога по рукам и ногам, не мог шевельнуть даже пальцем. А ночью ему во сне явился святой муж, похороненный в той церкви, по имени Стефан, и приказал принять крещение, обещая тогда излечить его. Браваль послушался, и лицо его стало снова как у всех людей.
– Ты так говоришь, как будто сам почитаешь греческого бога! – заметил Ивор.
– Именно так! – охотно подтвердил Кольберн. – Верую во единого бога, который все создал и всем правит!
– Ты не был христианином, когда мы шли на греков! – воскликнул удивленный Ингер.
– Я принял крещение в Сугдее в эту зиму. Мы часто виделись с тамошним стратигом, и он убедил меня в силе бога. Да и глупо было бы спорить – разве мы не видели своими глазами, как богато живут греки, как много сокровищ посылает им бог! Помнишь тот день в Босфоре – я был на лодье совсем близко к хеландии, я слышал, как там пели заклинания под огромным золотым крестом – и в тот же миг нас поразили молнии! Единый бог послал молнии с небес на помощь его народу! Мы видели это сами, мы сами пострадали… у тебя на лице я вижу след этой силы! – Кольберн указал на лицо Ингера, и тот невольно прикоснулся к скуле, где еще виднелось слабое розовое пятно от зажившего ожога. – Я хочу принадлежать к верным, избранным, которые пользуются защитой и силой бога. Стратиг Дионисий был моим крестным отцом, а наречен я Стефаном, так что теперь тот святой муж – мне все равно что небесный воспитатель. А стратиг Дионисий пообещал, что если я сумею занять киевский стол, он сам станет моим послом к Роману цесарю и его сыновьям, чтобы помирить нас и помочь заключить выгодный договор. Так что, как видишь, – Кольберн-Стефан развел руками, – на моей стороне все силы земли и неба. Но ты можешь не опасаться никого вероломства – наш поединок пройдет, как положено у благородных людей, ведущих свой род от самого Одина!
Ингеру оставалось только вздохнуть, сцепив зубы.
– Тебе нелегко будет править в наших краях, если ты христианин, – заметил Ивор. – Как же ты будешь приносить жертвы?
– А жена твоя тоже христианка? – спросил Свенгельд.
– У меня пока нет достойной жены. Но у тебя ведь есть жена? – непринужденно обратился Кольберн у Ингеру. – Я слышал, ее зовут Хельга, она управляла на пирах пред началом нашего похода. Я женюсь на твоей вдове, а так как она – королева, то я с ее рукой получу все права в глазах ваших людей.
– Моя жена – не княгиня, – сдерживая бешенство, ответил Ингер, впервые радуясь этому обстоятельству. – Ты говоришь о моей сестре – она подносит чашу.
– Так ее зовут Хельга или твою жену?
– Они обе носят это священное имя, – процедил Ингер.
– Значит, я возьму в жены ту Хельгу, которая твоя сестра, – Кольберн ничуть не удивился. – Я ее помню, это очень красивая женщина, истинная госпожа медового покоя. Статная, обученная всему нужному, она украсила бы дом самого Одина!
– Полегче! – усмехнувшись, Свенгельд сделал шаг вперед и тоже положил руки на пояс. – Моя сестра – единственная законная дочь Ельга Старого. Наш народ почитает ее, как свою госпожу и первую служительницу богов. Никто, даже ее брат-князь, не может распоряжаться ее рукой. Только она сама может ее отдать.
– Ну так пусть она отдаст мне ее! Пусть она пришлет своего человека, чтобы от ее имени вступил в наш договор с Ингером конунгом.
– Тогда нам придется обождать ее ответа.
– Пусть к ней пошлют немедленно. Ты согласен, Ингер конунг?
Ингер медленно кивнул. Он еще не сообразил, будет ли ему польза от включения Ельги-Поляницы в этот договор, но безусловно радовался, что Прекрасу Кольберн готов выкинуть из головы.
– Вот этот мой человек, – Свенгельд указал на Асмунда, – поедет к госпоже Ельге и привезет нам ее ответ.
Асмунд наклонил свою рыжую голову, молча обещая сделать все возможное.
– А пока будем ждать, мы можем развлечься, как подобает благородным людям, – прошепелявил Кольберн. – Завтра можем поохотиться, если будет на то твоя воля. А сегодня не желаешь ли взглянуть, какие красивые одежды и сосуды я привез из Грикланда?
* * *
Отворив дверь избы, Ельга шагнула в утреннюю прохладу и охнула от неожиданности: на крыльце прямо возле порога кто-то лежал, и она чуть на него не наступила. Было совсем рано, и Боровица, тоже жившая на Девич-горе, еще спала. Старая Дымница, третья обитательница избы, дома не ночевала: вечером за ней прислали и позвали к роженице куда-то на Подол.
В первый миг Ельга подумала, что и спящий на крыльце – тоже гонец за Дымницей. Старую повитуху, помимо родов, часто звали на «бабьи каши» и наречения, на свадьбы – творить обереги молодым. «Уж где я только ни бывала! – говорила порой Дымница, вернувшись домой после очередной бессонной ночи и бессильно рухнув на скамью. – И там, и сям… только у водяных еще не принимала, а так везде!» «Ой, молчи! – отвечала ей Боровица. – Услышат – позовут ведь и туда».
Однако Ельга быстро заметила в фигуре мужчины, с головой укутанного в грубый серый плащ, нечто знакомое.
– Эй! – позвала она. – Добрый человек, чего лежишь у порога, будто змей!
Добрый человек не отзывался, продолжая размеренно дышать во сне. Ельга присела возле него и осторожно отогнула край плаща.
Знакомые волнистые пряди цвета темного меда, широкий белый лоб, пушистые рыжеватые брови, серебряная хазарская серьга в левом ухе…
– Асмунд! – в полный голос воскликнула она и затеребила его за плечо. – Ты откуда? Что случилось?
Ельга знала, что Асмунд, как и вся дружина, уехал со Свенгельдом и Ингером навстречу Кольберну. И если он вернулся – по-видимому, один, – это означает важные новости. У нее не хватило бы сил ждать, пока он сам проснется.
Асмунд тут же вздрогнул, поднял голову, моргая. Под сенью крыльца его глаза, затуманенные после сна, казались совсем синими. Узнав Ельгу, он улыбнулся, сел и потер лицо руками.