Популярна и влюблена - читать онлайн книгу. Автор: Ребекка Серл cтр.№ 8

Эта сцена почти в самом начале книги, но мы не снимаем по порядку. Уайатт говорит, что хотел бы снимать по хронологии событий, чтобы наши чувства менялись так же, как чувства персонажей в книге, но у нас сложный съемочный график. Мы делаем то, что от нас требуется.

Райнер болтает с одной из ассистенток, которая сооружает гору из песка. Он пытается помочь ей, но она настаивает на том, чтобы он перестал. Я вижу, как она краснеет, и ее глаза улыбаются. Он не то чтобы флиртует. Просто понимает, какое воздействие на нее оказывает.

– Поехали, ребята. Давайте до заката со всем разберемся. – Уайатт не смотрит на меня, но жестом велит нам подойти, и Райнер смахивает часть песка на ассистентку. Она отряхивает волосы и смеется. Во мне что-то вспыхивает, но я переключаюсь на свои переживания из-за работы над сценой. К нам подключают микрофоны, и как обычно один из звукооператоров оказывается слишком близко к моей груди (или тому месту, где она должна быть). А затем мы направляемся к кромке воды.

Я глубоко вдыхаю и всматриваюсь в океан. Он удивительного бирюзового цвета. Кассандра назвала бы этот цвет каким-нибудь нелепым «черепахово-зеленым». Издалека вода красивая и яркая, но когда заходишь в нее, она абсолютно прозрачна. Можно увидеть песок у твоих ног.

С актерством точно так же: вблизи все абсолютно иначе. Когда ты смотришь фильм, он цельный. Одна сцена сменяется другой с изяществом, без каких-либо усилий. Но когда снимаешь день за днем, сцена за сценой, фильм разваливается на разрозненные кусочки. Положи руку сюда, подними подбородок вот так, выпрями плечи. Сделай упор на этом слове.

Главная проблема в том, что я слишком тщательно все обдумываю, голова забита мыслями. Уайатт постоянно мне это говорит. Он кричит на меня: «Перестань думать!» Но у меня не получается. Я переживаю, что не смогу понять Август и разочарую десятки миллионов людей.

Я играла сотни разных персонажей: персонажей Шекспира, персонажей Теннесси Уильямса и даже одну очень болтливую девочку, придуманную Стивом Глеком – восьмиклассником, который выиграл конкурс одноактных пьес в моей школе несколько лет назад. Но это другое. Август – персонаж, любимый всем миром. И моя работа – воплотить ее. У нее будет мое лицо, мой голос, мои волосы. Она будет мной. Что, если я ошибусь?

Райнеру это дается легко. Он даже не старается. Он появляется на съемочной площадке, шутит, и, как только Уайатт кричит «мотор», он становится Ноем. Будто у него есть переключатель.

И это поразительно, потому что Ной совсем не похож на Райнера. Райнер дружелюбен и общителен, а Ной сдержан и полон тайн. Тем не менее у них обоих светлые волосы и трагически-прекрасные голубые глаза. И его пресс. Его пресс просто… великолепен. Иначе и правда не скажешь.

– Мы сегодня должны стать лучше! – кричит Уайатт. Я знаю, что он имеет в виду меня. Я сегодня должна стать лучше. И я стану. Я никогда не сдавалась, если мне бросали вызов. Едва ли стоит начинать сейчас.

В этой сцене я лежу на песке, в руках Ноя. Я умираю, из моего тела в разные стороны торчат осколки самолета. К счастью, большую часть всего этого позже добавят на компьютере. Мы занимаем наши места на песке. Я ложусь, а потом рядом со мной оказывается и Райнер. Когда его руки находят мои плечи, я невольно делаю глубокий вдох. Это самая интимная сцена из всех, что мы сняли до сих пор.

– Ты умираешь! – орет Уайатт. – Это чертовски больно! Мы можем, черт возьми, это почувствовать?

– Ты справишься, – шепчет мне Райнер.

Уайатт кричит «мотор», и я начинаю задыхаться. Ной наклоняется надо мной в панике. Я чувствую, как его пальцы скользят по моим бокам. Ощупывают ребра. Я сосредотачиваюсь на этих ощущениях. Боль. Смерть. Тьма.

– Снято! – выкрикивает Уайатт.

Я выдыхаю. Райнер откидывается назад.

– Никуда не годится, – говорит Уайатт.

Райнер щурится на него.

– Мы можем попробовать сыграть в быстром темпе.

Уайатт качает головой.

– Я хочу это прочувствовать, – произносит он. – Я хочу почувствовать, что ты теряешь ее, а ты, – он указывает на меня, и кровь застывает в жилах, – ты практически без сознания. – Он опускается ко мне. – Все это должно идти отсюда. – Его рука падает мне на живот. – Из самой сердцевины.

И он шагает прочь. Слышу, как он что-то бормочет, но не могу разобрать, что именно.

Райнер касается моего плеча.

– Не слушай его, – тихо говорит он. – У тебя получается.

Но я знаю, что он неправ. У меня не получается. Я хочу, чтобы получалось, но пока безуспешно.

Становится жарко, солнце поднимается выше и выше. Джейк знает, как определять время по солнцу. Однажды он пытался меня научить, но я так и не поняла, как это делается, ведь ты не можешь смотреть на само солнце.

К тому моменту, как мы заканчиваем, уже стемнело, и я валюсь с ног. Мы, должно быть, отсняли сотню дублей этой сцены исцеления. И потом еще сотню – сцены крушения. Мы то заходили в воду, то выходили на берег, и, несмотря на жару, мои зубы стучат весь вечер. Райнер не переставал обхватывать меня сзади, пытаясь согреть в промежутках между дублями, и шептал слова воодушевления. С тех пор как мы сюда приехали, он все время защищает меня, и я ему благодарна. Не знаю, что бы я делала, не будь он на моей стороне.

Мы должны закончить к восьми, и это сводит Уайатта с ума. Обычно наши съемки становятся дольше и дольше с течением недели. Формально мы не можем снимать больше двенадцати часов без семичасового перерыва, а мой график еще строже. Так как Райнер совершеннолетний, он может сниматься допоздна и оставаться на площадке столько, сколько нужно. В моем графике, наоборот, куча оговорок и условий – я могу сниматься только пять с половиной часов и должна тратить три часа в день на учебу. Иногда, в конце очередной съемки, у меня остается всего двадцать минут на учебу, и я отправляюсь в конференц-зал в фойе отеля со своим репетитором Рубиной. Уайатт отснимет несколько действий или диалогов, а потом придет мой дублер, чтобы снять все остальное. Странно осознавать, что довольно большу́ю часть фильма меня в нем вовсе нет.

Даже несмотря на это, выспаться здесь сложно, учитывая прически и макияж (работа над ними может занять до трех часов).

Я запрыгиваю в ожидающий нас фургон.

Оглядываюсь, чтобы посмотреть, идет ли Райнер, но вижу, что он зачем-то прижал Уайатта к стенке, и мне меньше всего хочется им мешать. Мы выходим, и я плетусь обратно в отель, озадаченная. Я думала, что получить роль – это самое сложное. Что я показала себя с лучшей стороны, и поэтому они наняли меня. Тогда я еще не поняла, что получить роль – это только начало.

Я уже подхожу к своей квартире, когда слышу шаги за спиной.

– Эй, Пи Джи, подожди.

Райнер подбегает к моей двери. Он стер свой грим в фургоне, и сейчас на нем серая футболка и джинсы.