В 830–840-е годы набеги викингов приобрели новые черты, имеющие отчетливое отношение к колонизационной практике: в частности, создание на прибрежных территориях промежуточных баз, где можно было чинить корабли, собирать припасы, а затем уже двигаться дальше по намеченному маршруту. Так, например, в 841 году скандинавами был построен Дублин. Такова была и область Бьярмия на севере Восточной Европы
[72], служившая викингам перевалочным пунктом. Это говорит о том, что методы освоения новых земель у викингов начали меняться.
Нелишним будет отметить, как северные гости собирали эти самые припасы. Получает распространение страндхуг, аналогичный древнерусскому «зажитию», то есть фуражировка на месте. Викинги перестали внезапно нападать и быстро убегать, а начали оставаться в занятом районе на более или менее долгий срок, позволяющий добыть необходимые ресурсы с бо́льшим охватом территории. Известно даже о конных вылазках викингов, которые они устраивали, если вглубь какой-либо местности нельзя было добраться на лодках.
На этот период приходится активность таких известных персонажей, как Рагнар Лодброк и его легендарные сыновья. По большому счету, они тоже относятся к былинным героям: мы практически ничего не знаем о них, кроме того, что за свою жизнь они успели совершить немало эпических деяний. В частности, Рагнару приписывается взятие Парижа в 845 году (силами 5000 воинов на 120 кораблях), а его сын Бьёрн Айронсайд (Железнобокий), подчинивший себе Швецию, является основателем целой королевской династии
[73].
Существует два варианта толкования имени Лодброка. По более распространенной версии, оно звучит как Рагнар Кожаные Штаны, хотя Лодброк можно перевести с древнескандинавского и как «знамя славы» (от Loð – «судьба» и Brók – «знамя»). Понятное дело, что стопроцентной уверенности здесь быть не может хотя бы потому, что неизвестно, как имя писалось при жизни Лодброка.
830–840-е годы представляют собой очень важный этап в истории викингских набегов. Северные мореходы активнейшим образом нащупывали точки соприкосновения с соседями, что говорит о начале целенаправленной колонизаторской практики. В это время они атаковали Ладогу, и, по всей видимости, с данными событиями связано сообщение в «Повести временных лет» о том, что:
«…варяги, приходя из-за моря, взимали дань с чуди, и со словен, и с мери, и с веси, и с кривичей».
Уже отмечалось, что скандинавы жили в районе Ладоги задолго до славян. Вполне возможно, что им, оседлым, тоже пришлось платить дань своим приплывшим из-за моря соотечественникам. Собственно говоря, какая пришельцам была разница до национальной принадлежности местного населения? Очень может быть, что это и послужило основной причиной восстания на территории будущего Новгорода. В результате возмутившийся народ повел себя следующим образом:
«И изгнали варягов за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом».
Одним словом, перессорились друг с другом – и пришлось искать стороннего авторитета.
«И сказали: “Поищем сами себе князя, который бы владел нами и рядил по ряду и по закону” Пошли за море к варягам, к руси Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные – норманны и англы, а еще иные готы – вот так и эти».
18 мая 839 года в город Ингельхайм-на-Рейне к императору Людовику Благочестивому прибыли послы от византийского императора Феофила, которые привезли с собой неких людей из народа рос. Прочитаем, как описывается в «Бертинских анналах» этот примечательный момент:
«Феофил, император Константинопольский, послал с ними также неких людей, которые говорили, что их, то есть их народ, зовут рос [Rhos], и которых, как они говорили, царь их, именуемый Хаканом, отправил к нему [Феофилу] ради дружбы В помянутом письме Феофил просил, чтобы император милостиво дал им возможность воротиться в свою страну и охрану по всей своей империи, так как пути, какими они прибыли к нему в Константинополь, шли среди варваров, весьма бесчеловечных и диких племен, и он не желал бы, чтобы они, возвращаясь по ним, подвергались опасности Тщательно расследовав причину их прибытия, император узнал, что они принадлежали к народности свеонов [Sueonum], и посчитал их скорее разведчиками по тому царству [Византии] и по нашему царству, чем искателями дружбы [Людовик] решил задержать их у себя, чтобы можно было достоверно выяснить, с добрыми ли намерениями они пришли туда или нет, и поспешил сообщить Феофилу через помянутых послов и в письме о том, что он из любви к нему охотно их принял, и если они окажутся людьми благожелательными, а также представится возможность им безопасно вернуться на родину, то они будут туда отправлены с охраною, в противном случае с нашими посланными будут направлены к его особе [императора Феофила] назад, с тем чтобы он сам решил, что с таковыми надлежит делать».
Это первое упоминание народа рос в западноевропейских источниках.
Сразу возникает вопрос: кто такой сей Хакан – или, может быть, каган? Подробнее мы остановимся на этом в последней главе данной книги, а пока присмотримся к фразе:
Misit etiam cum eis quosdam, qui se, id est gentem suam, Rhos vocari dicebant,
которую обычно переводят на русский язык так:
«Он послал с ними также неких людей, которые говорили, что они, то есть их народ, называются рос».
Обратите внимание на слово «называются»: это очень важно. Такой перевод – неправильный, и он часто становится причиной недопонимания и даже неосознанных спекуляций с источником, который очень немногие читали на языке оригинала, то есть на латыни. Дело в том, что исходная фраза содержит оборот
[74] se vocari, связанный с глагольной формой dicebant
[75]; точный перевод всей конструкции будет выглядеть так:
«Он послал с ними также неких людей, которые говорили, что их называют рос».
Как говорится, почувствуйте разницу: не они называются – а их называют, а сами-то они свионы. Так что рос – это вовсе не самоназвание, а прозвище, которое дали им некие третьи лица: вот в чем основная загвоздка
[76].