Леди, которая любила готовить - читать онлайн книгу. Автор: Карина Демина cтр.№ 3

— Спокойнее, дорогой мой, спокойнее, — Марк Львович поправил пенсне, которое носил исключительно создания образа ради, ибо зрением обладал преотменнейшим. — Сейчас закончим. Прогресс наметился и немалый. Однако…

Он замолчал и на узком породистом лице его появилось выражение обиженное, будто произошедшее с Лапшиным каким-то неведомым образом задевало самого Марка Львовича.

— Я буду настоятельно рекомендовать вам покой. В ближайшие полгода точно…

— Но… — у Демьяна получилось сесть. Пусть не сразу, пусть тело, переполненное силой, становилось тяжелым, неподъемным, а перины, напротив, мягкими, и сопротивляться этой их мягкости было выше сил человеческих, но у него получилось.

И Павлуша помог.

Подскочил.

Подушки под спину сунул. Протянул флягу с водой, которую Демьян взял осторожно. Руки еще слушались плохо, пальцы и вовсе не гнулись, но Марк Львович обещал, что тело всенепременно восстановится. Вот только не уточнял, когда.

— Дорогой мой, — Марк Львович снял-таки пенсне и куда-то вдруг сразу подевались и острота черт, и породистость. Лицо вдруг сделалось мягким простоватым, с кругленьким подбородком, под которым наметилась характерная складочка, с пухлыми щечками и пухлыми же, какими-то совершенно женскими губами. — Вы ведь должны понимать, сколь вам повезло.

Повезло.

Демьян понимал распрекрасно. И повезло многажды.

…в первый раз, когда не отмахнулся он от того робкого, преисполненного какой-то неуверенности, но все ж написанного кривым почерком доноса о подозрительных личностях, что сняли дом у мещанки Авдотьевой. А ведь едва не отправил в мусорное ведро, к иным подобного толка. Ведь ничего-то по сути в доносе не было.

Студенты?

Или не студенты? Весна забрезжила, вот и съезжается в Ахтиар разный люд, добавляя жандармерии беспокойства. А студентов и своих-то с достатком.

…во второй, когда, мучимый предчувствием, Демьян все ж решил прогуляться по грязной Самощенской улочке, куда и городовой-то собственный заглядывал с немалою опаской.

…и в третий, столкнувший нос к носу с Яшкой Бесноватым, которого Демьян хорошо-то знал по прошлым делам, правда, тогда-то Яшка в политику не лез, приличным был человеком с точки зрения воровского обчества, уважаемым даже. А потому и видеть его в компании юноши бледного, чахоточного, но с характерно горящим взором было непривычно. Тем паче, что паренек также был Демьяну знаком, пускай не лично, но через сводки.

Адольф Азонский, более известный как Серп.

И вовсе не юноша, ибо давно уж четвертый десяток разменял, но то ли из-за чахотки, то ли из-за дара своего, то ли из-за особенностей конституции, а может, от всего и сразу, он гляделся обманчиво юным. И юность эта кажущаяся многих в заблуждение ввела.

Тогда Демьян, понявши, кого видит, лишь чертыхнулся.

Освободители.

Вот только этого дерьма в городе и не хватало.

…повезло, что эти двое были слишком увлечены разговором, слишком уверены в собственной безопасности, слишком… беспечны.

В Ахтиаре, в отличие от Москвы и Петербурга, революций не было.

Нет, время от времени появлялись листовки и прокламации, газетенки, которые распространялись по рынку, чтобы стать частью этого рынка, служа отличною упаковкой для рыбы, будь то вяленой или копченой. Порой на стенах возникали надписи не самого приличного содержания или даже взывающие к бунтам, но всерьез-то их никто не принимал.

Здесь, у моря, было тихо.

Спокойно.

И спокойствие это, как выяснилось, развращало.

Демьян Еремеевич Лапшин поморщился.

За домом он велел приглядывать. Издалека. Ибо слыл Серп человеком в крайней степени осторожным. Да и Яшка, к революционерам примкнувший, тоже опасность шкурой чуял.

Всего их было четверо.

Сам Азонский. Яшка, подвизавшийся при банде, как Демьян решил, проводником, да и вовсе человеком полезным, ввиду знания города и местных обычаев.

Толстый сонного вида парень, что частенько выходил во двор и, присевши на лавчонку, застывал. Он закрывал глаза и казался спящим, вот только силовые потоки окружали его фигуру плотным коконом. Мальчишка был не просто одаренным, но сильным, пусть и дурно обученным. Последним был бритоголовый тип того характерного вида, который заставляет заподозрить в человеке многие страсти, большею частью незаконные.

Этот любил опиум.

Демьян с кряхтением — сейчас он чувствовал себя более старым, чем когда бы то ни было — согнулся.

— Еще немного, и вам бы не помог не только я, но и, прости Господи, полный целительский круг. А он, как вы, верно, знаете, и мертвого способен поднять…

— И вправду способен? — говорить тоже получалось с трудом, пусть челюсть и срослась, но ощущалась еще чужой, чересчур тяжелой. Да и восстановленные мышцы не обрели должной гибкости.

— Нет, естественно. Поднятие мертвых единственно в воле Божьей, но вы понимаете, о чем я…

…о везении.

Пришел приказ наблюдать и не вмешиваться.

Ждать.

Вот только…

Чутье. То самое, которое не позволило отправить треклятый донос в мусорную корзину, которое потянуло в грязный переулок, которое кольнуло, заставив отступить в тень, когда из кабака вышел Яшка… то самое чутье требовало действий.

Немедленных.

Тем паче, что в доме что-то да происходило. Что-то явно недоброе, грозящее обернуться для города болью.

Боль возвращалась.

Она, замороженная целительскою силой, никогда-то не уходила надолго, напоминая, что смертен Демьян Еремеевич, куда более смертен, чем ему представлялось.

…повезло.

Темна Ахтиарская ночь.

Тиха.

И море шелестит, накатывая на берег, будто приноравливаясь, как половчее на нем обосноваться, как добраться до грязных домишек, как смести и их, и те невысокие кривоватые заборчики, которыми люди норовили отгородиться друг от друга. И от моря тоже.

Звезды отражались в водной глади.

Луна стояла высоко, освещая, что улочку, что дом мещанки Авдотьевой, о которой давненько никто не слыхивал. Вроде как отправилась к сестрице своей в Заполье, а может к брату, который в столицах обосновался и давно к себе звал. А может, осталась тут же, в черте городской, в подполе собственного дома…

…там ее после и нашли.

Опознали.

Подвал-то почти не затронуло.

Тогда же… Демьян помнил все распрекрасно.

И ночь. И луну эту, которая словно издевалась над людьми, лишая ночь темноты, а их, убогеньких, скрытности. Коляску. Лошадей. Тело, которое тащили во двор, переругиваясь в полголоса.