Николай Ленин. Сто лет после революции. 2331 отрывок из произведений и писем с комментариями - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Галковский cтр.№ 34

Когда раскол стал фактом, стало видно, что мы МАТЕРИАЛЬНО СЛАБЕЕ ВО МНОГО РАЗ. Нам нужно ещё превратить нашу моральную силу в материальную. У меньшевиков больше денег, больше литературы, больше транспортов, больше агентов, больше «имён», больше сотрудников. Было бы непростительным ребячеством не видеть этого. <…> Нужны деньги. Архинелеп план съезда В ЛОНДОНЕ, ибо это будет стоить вдвое больше. Мы не можем остановить «Вперёда», а долгий отъезд остановит его. Съезд должен быть прост, короток, немногочисленен. Это – съезд для организации войны. По всему видно, что вы на этот счет делаете себе иллюзии. <…>

Нужны молодые силы. Я бы советовал прямо расстреливать на месте тех, кто позволяет себе говорить, что людей нет. В России людей тьма, надо только шире и смелее, смелее и шире, ещё раз шире и ещё раз смелее вербоватъ молодёжь, НЕ БОЯСЬ ЕЁ. Время военное. Молодежь решит исход всей борьбы, и студенческая и ещё больше рабочая молодежь. Бросьте все старые привычки неподвижности, чинопочитания и пр. Основывайте из молодёжи СОТНИ кружков вперёдовцев и поощряйте их работать вовсю. Расширяйте комитет ВТРОЕ приёмом молодежи, создавайте пяток или десяток подкомитетов, «кооптируйте» всякого и каждого честного и энергичного человека. Давайте право любому подкомитету писать и издавать листки без всякой волокиты (не беда, если ошибётся: мы во «Впереде» «мягко» поправим), Надо с отчаянной быстротой объединять и пускать в ход всех революционно-инициативных людей. Не бойтесь их неподготовленности, не дрожите по поводу их неопытности и неразвитости.

(Письмо Малиновскому и Драбкину, 11 февраля)

223

Загляните вы, пожалуйста, г. редактор «Искры», в любое немецкое рабочее собрание, посмотрите, какой ненавистью горят лица по отношению хотя бы к полиции, какие сыпятся озлобленные сарказмы, как сжимаются кулаки. Какая сила сдерживает эту жгучую потребность немедленной расправы с издевающимися над народом буржуями и их лакеями? Сила организации и дисциплины, сила сознания, сознания того, что индивидуальные убийства нелепы, что не настал ещё час серьёзной, народной, революционной борьбы, что нет подходящей для этого политической конъюнктуры.

(«Должны ли мы организовать революцию», февраль)

224

Люблю я, когда люди ругаются – значит, знают, что делают, и линию имеют.

(Письмо Драбкину, 11 марта)

225

ТАЙНЫЙ раскол партии относится к открытому расколу (по своему морально-политическому значению и по своим морально-политическим последствиям) приблизительно так же, как тайный адюльтер относится к открытой свободной любви. <…>

Меньшевики, разумеется, проваливают съезд. Никакие увещания, что на съезде допустимы всякие сделки, что иначе борьба принимает такие же гнусные формы, как тайная и продажная любовь, на них не действуют. Кстати сказать, если со стороны меньшевиков, раз они решили не стесняться насчет «продажной любви», эта тактика естественна и понятна, то со стороны ПРИМИРЕНЦА Плеханова она явилась громадной ошибкой. <…> Плеханов тоже предпочёл «продажную любовь», то есть тайный раскол, попытке прямо и открыто объясниться и договориться до конца. И что же мы видим теперь? Меньшевики вынуждены прийти, хотя и робко, непоследовательно, хотя и поздно, к исходу, предложенному большевиками. Большевики настояли на своём и добились созыва съезда, справедливо говоря, что если обеим «дражайшим половинам» не суждено более «сожительствовать», то надо разойтись открыто, а не прятаться подобно подленьким трусишкам.

(«Первый шаг», 23 марта)

Социал-демократия и временное революционное правительство

226

Энгельс указывает на опасность непонимания вождями пролетариата НЕПРОЛЕТАРСКОГО характера переворота, а умный Пиккер выводит отсюда опасность того, чтобы вожди пролетариата, отгородившие себя и программой и тактикой (т.е. всей пропагандой и агитацией) и организацией от революционной демократии, играли руководящую роль в создании демократической республики. Энгельс видит опасность в смешении вождём мнимосоциалистического и реальнодемократического содержания переворота, а умный Пиккер выводит отсюда опасность того, чтобы пролетариат вместе с крестьянством брал на себя сознательно диктатуру в проведении демократической республики, как последней формы буржуазного господства и как наилучшей формы для классовой борьбы пролетариата с буржуазией. Энгельс видит опасность в фальшивом, ложном положении, когда говорят одно, а делают другое, когда обещают господство одного класса, а обеспечивают из деле господство другого класса; Энгельс в этой фальши видит неизбежность безвозвратной политической гибели, а умный Пиккер выводит отсюда опасность гибели вследствие того, что буржуазные сторонники демократии не дадут пролетариату и крестьянству обеспечить действительно демократической республики. Умный Пиккер никак не в силах понять, что ТАКАЯ гибель, гибель вождя пролетариата, гибель тысяч пролетариев в борьбе за действительно демократическую республику, будучи физической гибелью, не только не есть политическая гибель, а, напротив, есть величайшее политическое завоевание пролетариата, величайшее осуществление им его гегемонии в борьбе за свободу. Энгельс говорит о политической гибели того, кто бессознательно сбивается с своей классовой дороги на чужую классовую дорогу, а умный Пиккер, благоговейно цитируя Энгельса, говорит о гибели того, кто пойдет дальше и дальше по верной классовой дороге.

227

Вы понимаете что-нибудь, читатель? Пролетариат не остановится перед устрашением, ведущим к восстановлению абсолютизма, в случае, если будет грозить мнимоконституционная уступка! Это все равно, как если бы я сказал: мне грозит египетская казнь в виде однодневного разговора с одним Пиккером; поэтому на худой конец я прибегаю к устрашению, которое может привести только к двухдневному разговору с Пиккером и Цедербаумом. Ведь это просто сапоги всмятку, почтеннейший!

Мысль, которая мерещилась Пиккеру, когда он писал воспроизведённую вами бессмыслицу, состоит в следующем: если в эпоху демократического переворота пролетариат станет устрашать буржуазию социалистической революцией, то это поведёт только к реакции, ослабляющей и демократические завоевания. Только и всего. Ни о восстановлении абсолютизма в первоначальном виде, ни о готовности пролетариата на худой конец прибегать к худой глупости не может быть, понятно, и речи. Все дело сводится опять-таки к тому различию между демократическим и социалистическим переворотом, которое Пиккер забывает <…> Теория, отказывающаяся от идеи революционно-демократической диктатуры, не может быть названа иначе, как философическим рассмотрением «задней» русского пролетариата. Революционный социал-демократ с презрением отбросит от себя подобную теорию. Накануне революции он будет не только указывать «худой конец» её. Нет, он будет также указывать на возможность лучшего конца. Он будет мечтать, – он обязан мечтать, если он не безнадежный филистер, – о том, что после гигантского опыта Европы, после невиданного размаха энергии рабочего класса в России, нам удастся разжечь, как никогда, светильник революционного света перед темной и забитой массой, нам удастся, – благодаря тому, что мы стоим на плечах целого ряда революционных поколений Европы, – осуществить с невиданной ещё полнотой все демократические преобразования, всю нашу программу-минимум; нам удастся добиться того, чтобы русская революция была не движением нескольких месяцев, а движением многих лет, чтобы она привела не к одним только мелким уступкам со стороны властей предержащих, а к полному ниспровержению этих властей. А если это удастся, – тогда… тогда революционный пожар зажжёт Европу; истомившийся в буржуазной реакции европейский рабочий поднимется в свою очередь и покажет нам, «как это делается»; тогда революционный подъём Европы окажет обратное действие на Россию и из эпохи нескольких революционных лет сделает эпоху нескольких революционных десятилетий, тогда… но мы успеем ещё не раз поговорить о том, ЧТО мы сделаем «тогда», поговорить не из проклятого женевского далека, а перед тысячными собраниями рабочих на улицах Москвы и Петербурга, перед свободными сходками русских «мужиков».