Николай Ленин. Сто лет после революции. 2331 отрывок из произведений и писем с комментариями - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Галковский cтр.№ 193

(Письмо Фотиевой 22 июля)

1664

Мы знаем, что когда хлеб свободно продают в стране, то это обстоятельство и является главным источником капитализма, источником, который и был причиной гибели всех республик до сих пор. Теперь идёт решительная и последняя борьба с капитализмом и со свободной торговлей, и для нас теперь происходит самый основной бой между капитализмом и социализмом. Если мы победим в этой борьбе, то возврата к капитализму и прежней власти, ко всему тому, что было раньше, уже не будет. Этот возврат будет невозможен, нужно только, чтобы была война против буржуазии, против спекуляции, против мелкого хозяйства, чтобы не был сохранен тот принцип, который существовал раньше: «Всяк за себя, а Бог за всех». Нужно забыть принцип, когда всякий мужик был бы за себя, а Колчак был бы за всех.

(Речь о продовольственном и военном положении на московской конференции фабзавкомов, представителей правлений профсоюзов, уполномоченных московского центрального рабочего кооператива и совета общества «Кооперация», 30 июля)

1665

Когда нас упрекают в диктатуре одной партии <…> мы говорим: «Да, диктатура одной партии». Мы на ней стоим и с этой почвы сойти не можем.

(Речь на I всероссийском съезде работников просвещения и социалистической культуры, 31 июля)

1666

Основная истина, которую якобы социалисты из лагеря наших противников не хотят понять, что в капиталистическом обществе, когда оно развивается, держится прочно или когда оно погибает, всё равно – может быть только одна из двух властей: либо власть капиталистов, либо власть пролетариата.

(То же)

1667

Дорогой Алексей Максимыч! Чем больше я вчитываюсь в Ваше письмо, чем больше думаю о связи его выводов с изложенным в нём (и рассказанным Вами при наших свиданиях), тем больше прихожу к убеждению, что и письмо это и выводы Ваши и все Ваши впечатления совсем больные.

Питер – один из наиболее больных пунктов за последнее время. Это и понятно, ибо его население больше всего вынесло, рабочие больше всего наилучших своих сил поотдавали, голод тяжёлый, военная опасность тоже. Нервы у Вас явно не выдерживают. Это не удивительно. А Вы упрямитесь, когда Вам говорят, что надо переменить место, ибо дать себе истрепать нервы до больного состояния совсем неразумно, даже с точки зрения самого грубого расчёта неразумно, не говоря уже о иных точках зрения.

Как я в Ваших разговорах, в Вашем письме – сумма больных впечатлений, доводящих Вас до больных выводов. Начинаете Вы с дизентерии и холеры; и сразу какое-то больное озлобление: «братство, равенство». Бессознательно, а выходит нечто вроде того, что коммунизм виноват – в нужде, нищете и болезнях осажденного города!! Дальше какие-то мне непонятные озлобленные остроты против «заборной» литературы (какой? почему связанной с Калининым?). И вывод, будто «ничтожные остатки разумных рабочих» говорят, что их «предали» «в плен мужику». Это уже совсем ни с чем не сообразно. Калинин что ли обвиняется в предательстве рабочих мужику? Так выходит. Могли выдумать это рабочие либо совсем зелёные, глупые, с «левой» фразой взамен головы, либо издёрганные, измученные, голодные, больные, либо «остатки аристократии», которые великолепно умеют извращать всё и вся, великолепно хватаются за любую мелочь для излияния своей бешеной злобы против Советской власти. Эти остатки Вы тут же в письме и поминаете. Их настроение на Вас болезненно влияет.

Вы пишете, что видите «людей самых разнообразных слоёв». Одно дело – видеть, другое дело ежедневно во всей жизни ощущать прикосновение. Последнее приходится Вам больше всего испытывать от этих «остатков» – в силу хотя бы Вашей профессии, заставляющей «принимать» десятки обозлённых буржуазных интеллигентов, да и в силу житейской обстановки. Будто бы «остатки» «питают к Советской власти нечто близкое симпатии», а «большинство рабочих» поставляет воров, примазавшихся «коммунистов» и пр.! И Вы договариваетесь до «вывода», что революцию нельзя делать при помощи воров, нельзя делать без интеллигенции. Это – сплошь больная психика, в обстановке озлобленных буржуазных интеллигентов обострившаяся. Всё делается, чтобы привлечь интеллигенцию (небелогвардейскую) на борьбу с ворами. И КАЖДЫЙ МЕСЯЦ в Советской республике РАСТЁТ % буржуазных интеллигентов, ИСКРЕННЕ помогающих рабочим и крестьянам, а не только брюзжащих и извергающих бешеную слюну. В Питере «видеть» этого нельзя, ибо Питер город с исключительно большим числом потерявшей место (и голову) буржуазной публики (и «интеллигенции»), но для всей России это бесспорный факт. В Питере или из Питера убедиться в этом можно только при исключительной ПОЛИТИЧЕСКОЙ осведомлённости, при специально большом политическом опыте. Этого у Вас нет. И занимаетесь Вы не политикой и не наблюдением РАБОТЫ политического строительства, а особой профессией, которая Вас окружает озлобленной буржуазной интеллигенцией, ничего не понявшей, ничего не забывшей, ничему не научившейся, В ЛУЧШЕМ – в редкостно наилучшем случае – растерянной, отчаивающейся, стонущей, повторяющей старые предрассудки, запуганной и запугивающей себя. Если НАБЛЮДАТЬ, надо наблюдать внизу, где можно ОБОЗРЕТЬ работу нового строения жизни, в рабочем поселке провинции или в деревне, – там не надо политически охватывать сумму сложнейших данных, там можно только наблюдать. Вместо этого вы поставили себя в положение профессионального редактора переводов и т. п., положение, в котором наблюдать нового строения новой жизни нельзя, положение, в котором все силы ухлопываются на больное брюзжание больной интеллигенции, на наблюдение «бывшей» столицы в условиях отчаянной военной опасности и свирепой нужды. Вы поставили себя в положение, в котором непосредственно наблюдать нового в жизни рабочих и крестьян, т. е. 9/10 населения России, Вы Н Е МОЖЕТЕ; в котором Вы вынуждены наблюдать обрывки жизни бывшей столицы, из коей цвет рабочих ушёл на фронты и в деревню и где осталось непропорционально много безместной и безработной интеллигенции, СПЕЦИАЛЬНО Вас «ОСАЖДАЮЩЕЙ». Советы уехать Вы упорно отвергаете. Понятно, что довели себя до болезни: жить Вам, Вы пишете, не только тяжело, но в «весьма противно»!! Ещё бы! В такое время приковать себя к самому больному пункту в качестве редактора переводной литературы (самое подходящее занятие для наблюдения людей, для художника!). Ни нового в армии, ни нового в деревне, ни нового на фабрике Вы здесь, как художник, наблюдать и изучать НЕ МОЖЕТЕ. Вы отняли у себя возможность то делать, что удовлетворило бы художника, – в Питере можно работать политику, но Вы не политик. Сегодня – зря разбитые стекла, завтра – выстрелы и вопли из тюрьмы, потом обрывки речей самых усталых из оставшихся в Питере нерабочих, затем миллион впечатлений от интеллигенции, столичной интеллигенции без столицы, потом сотни жалоб от обиженных, в свободное от редакторства время, никакого строительства жизни видеть НЕЛЬЗЯ (оно идёт по-особому и меньше всего в Питере), – как тут не довести себя до того, что жить весьма противно.

Страна живёт лихорадкой борьбы против буржуазии всего мира, мстящей бешено за её свержение. Естественно. За первую Советскую республику – первые удары ОТОВСЮДУ. Естественно. Тут жить надо либо активным политиком, а если не лежит к политике душа, то как художнику наблюдать, как строят жизнь по-новому там, где нет центра бешеной атаки на столицу, бешеной борьбы с заговорами, бешеной злобы столичной интеллигенции, в деревне или на провинциальной фабрике (или на фронте). Там легко простым наблюдением отделить разложение старого от ростков нового.