Согласно второму варианту, от «Штабиста» требовалось только одно — после возвращения в часть восстановиться на прежнем месте службы и ждать связника. При его появлении передать ему собранную информацию. В этой ситуации основной риск брал на себя связник. Такого человека контрразведчикам не пришлось долго искать. Тот только что вернулся из-за линии фронта. Это был опытный подпольщик из числа местных жителей, в совершенстве знавший немецкий язык. Он без колебаний дал свое согласие. В Управлении Смерш фронта рассмотрели оба предложения Москалева, и окончательный выбор оставили за ним.
Когда основные вопросы были согласованы, операция перешла в завершающую стадию. Прежде чем довести до Биттига оба варианта задания и познакомить со связником, Москалев решил выслушать мнение смышленого агента. Тот в очередной раз удивил своей сообразительностью. Почти слово в слово Штабист назвал то, что намечали для него контрразведчики и стал настаивать на варианте со связником.
И здесь у Москалева вновь проснулись прежние подозрения: Штабист специально подставлен гитлеровской разведкой на вербовку, чтобы внедриться в Смерш! К сожалению, фактов, их подтверждающих, ни ему, ни его подчиненным за время работы со Штабистом добыть так и не удалось. Бравый ефрейтор держался уверенно, разве что в деталях переигрывал. Но это были его, Москалева, предположения, которые к делу не подошьешь и начальству не представишь. Вокруг Штабиста была абсолютная пустота. Повторная проверка, которую провел Старинов, ничего не дала. Единственная его связь, Астафьева, к тому, что сообщила в первый раз, ничего нового не добавила.
После беседы с Биттигом Москалев возвратился к себе в кабинет и снова принялся за изучение материалов дела, пытаясь найти зацепку, которая бы привела к раскрытию хитроумного плана, возможно, задуманного гитлеровскими разведчиками. Логика ему подсказывала, что сам по себе Биттиг не мог действовать, а значит, в городе должен находиться второй гитлеровский агент. Им мог быть агент-радист или агент-связник. Проверка указанных Астафьевой адресов, где она видела Биттига, тоже ничего не прояснила. Хозяева одной квартиры были вне подозрений, а в двух других жильцы отсутствовали.
Появление Старинова прервало размышления капитана. Ни слова не говоря, тот выложил из сумки на стол кучку вещей, среди которых оказался фотоаппарат. Москалев вопросительно посмотрел на него. На лице старшего лейтенанта расплылась довольная улыбка. Не вдаваясь в подробности, он рассказал, что обнаружил его среди вещей, оставшихся после Биттига на квартире Астафьевой. Фотоаппарат являлся хоть и косвенной, но все-таки уликой.
И это была не последняя удача контрразведчиков. На следующее утро в одном из двух пустовавших домов, куда заходил Биттиг, появились жильцы. Его хозяин незадолго перед войной попадал в поле зрения органов госбезопасности, но она помешала довести проверку до конца. Подозрения Москалева начали оправдываться. Но он не спешил дожимать Битига и, как обычно, приступил к очередному занятию с ним. Они продолжали шлифовать последние детали разведывательного задания.
До переброски Штабиста через линию фронта оставалось меньше суток, и это будоражило ему кровь. Несколько раз он путался в легенде прикрытия и не сразу смог вспомнить место и имя хозяина запасной явки. Москалев посчитал, что наступил подходящий момент и нанес свой первый удар — выложил на стол фотоаппарат.
С затаенным страхом Биттиг поглядывал то на объектив, предательски поблескивавший на солнце, то на капитана-контрразведчика. Тот решил воспользоваться его растерянностью и «взять» на фотоаппарате. Но Биттиг быстро пришел в себя и начисто отверг обвинения в шпионской связи с гитлеровской разведкой. Свой последний козырь — объявившегося накануне хозяина, как предполагал Москалев, содержателя явочной квартиры — он не стал пускать в ход и отправил Биттига под присмотр караула.
Тем временем Старинов работал по выявленному адресу. Хозяин дома чех Рудольф Гочекаль, попавший в плен еще в Первую мировую войну и затем оставшийся в России, как выяснилось, для контрразведки был не чужим человеком. На этот раз ему не повезло. У контрразведки, а точнее, у архивов оказалась крепкая память, которую не смогла стереть даже война. Незадолго до ее начала Гочекаль проверялся местным отделом НКВД. Но тогда возникшие было у сотрудников подозрения о его связях с германской разведкой не нашли документального подтверждения. Теперь цепочка доказательств замкнулась. Последним звеном в ней оказался Биттиг, засветившийся на этом адресе.
Появление на пороге дома Старинова с вооруженными бойцами из отделения охраны отдела Смерш нагнало страх на Гочекаля. В кабинет к Москалеву он вошел сам не свой и поплыл уже на первых вопросах. Одно только упоминание контрразведчиками о его прошлых подозрительных контактах с сотрудниками германской фирмы, работавшими в середине 30-х годов в России, развязало ему язык. Гочекаль, видимо, посчитал, что его раскрыли и, спасая свою жизнь, заговорил.
Он признался, что с 1936 года тесно сотрудничал с германской разведкой. До войны выполнил ряд ее заданий. Во время гитлеровской оккупации Рославля о нем, по его словам, на время забыли. Но когда обстановка на фронте накалилась и немецкие войска откатились к городу, о Гочекале вспомнили снова. В кабинете начальника отдела разведки 52-го армейского корпуса капитана Виккопфа его познакомили с ефрейтором Клаусом Биттигом. Не вдаваясь в детали задания Биттига, он поручил Гочекалю обеспечить канал связи. Теперь на руках у Москалева имелись не только весомые вещественные доказательства, но и живой свидетель, чтобы припереть абверовского «жениха» к стенке.
Ночь подходила к концу. Контрразведчики так и не сомкнули глаз. Они выверяли имевшиеся на руках доказательства перед решающим допросом гитлеровского агента и готовили для него сюрприз. По замыслу Москалева, он должен был сработать и не оставить Биттигу ни одного шанса выйти сухим из воды. Тот словно чувствовал, как над ним сгущаются тучи, и тоже не ложился спать. Он как маятник ходил из угла в угол, пытаясь предугадать, какой еще подвох ему приготовили контрразведчики.
За окном забрезжил рассвет. В коридоре жалобно скрипнули доски под тяжестью часового. Биттиг невольно напрягся и стал прислушиваться к тому, что происходило за стенами. Шаги затихли. Наступившую тишину нарушил скрежет ключа в ржавом замке. Этот звук болезненной гримасой отразился на лице Биттига. Его глаза, как к магниту, тянулись к двери. С пронзительным визгом она распахнулась. В проеме двери возник неправдоподобно громадный серый силуэт часового. Он грозно щелкнул затвором и повел стволом автомата в сторону выхода.
На ватных ногах Биттиг переступил порог. Впервые за четыре дня его взяли на мушку. Сутулясь, он брел по пустынному коридору. По щербатой от разрывов пуль лестнице поднялся на второй этаж. Вошел в кабинет Москалева. Беглым взглядом пробежал по его лицу и лицу Старинова, пытаясь по их выражениям понять что-нибудь. Но они были непроницаемы как маски. В кабинете находился еще третий. Он стоял в углу. Широкие поля надвинутой на самые глаза шляпы скрывали лицо. Биттиг интуитивно ощутил нависшую над собой опасность, исходившую от неизвестного, и, опустившись на табурет, невольно косил глаза в его сторону.