— Ты куда?
— Домой.
— Продолжаешь злиться?
— Нет, все в порядке, — спокойно сказала она, не желая давать воли гневу и повышать голос. Милли наверняка этого не делает. — Тебе пора возвращаться к Питерсону. А мне — домой. Сегодня у реки холодновато.
Джо тоже встал:
— Я провожу.
— Спасибо, не надо.
— Не говори ерунды. Путь неблизкий. Если ты действительно хочешь домой, тогда пошли.
Фиона повернулась к нему:
— Нет, я сказала! Оставь меня в покое! Езжай в свой чертов Ковент-Гарден! Я не хочу слышать, что у меня грубые руки, что нужно потерпеть и что ты проведешь День Гая Фокса с Милли Питерсон!
— Я проведу его не с Милли! Просто пойду на прием! Какая вожжа попала тебе под хвост? Что ни делаю, все не так! — сердито воскликнул Джо. — Сама говоришь, что хочешь чаще видеть меня, но когда я приезжаю, ты торопишься домой. Почему ты такая злая?
— Без всякой причины. Просто так. Я потеряла отца, потеряла дом, а теперь теряю своего парня. Лучше некуда!
— Фиона, мне действительно очень жаль, что так вышло. Но меня ты не теряешь. Я стараюсь ради нашей общей пользы. Какого черта? Чего ты от меня хочешь?
— Хочу, чтобы ты стал прежним Джо, — ответила Фиона, стремительно поднялась по лестнице и исчезла. Девушка бежала по Хай-стрит мимо пристаней и складов по направлению к Гравел-лейн и Уайтчеплу. Она больше ничего не понимала. Все потеряло смысл. Джо сказал, что старается ради их общей пользы. Ради того, чтобы они могли открыть магазин. Его слова должны были ее утешить, но этого не случилось.
Если Джо действительно хочет скорее открыть магазин, то почему так стремится к повышению по службе? Разве не он сам сказал, что у них уже восемнадцать фунтов и шесть пенсов? Иными словами, до желанных двадцати пяти фунтов не хватает еще семи. Джо вовсе не нужно становиться главным закупщиком, для этого достаточно жалованья за несколько месяцев. Потом он сможет уйти, и они откроют свой магазин. Что он делает? Зачем ему эта работа?
Добравшись до Гравел-лейн, Фиона побежала еще быстрее. Девушка тяжело дышала, ноги налились свинцом, но она продолжала бежать, чтобы не слышать звучавший в мозгу голос, отвечавший на ее вопросы: «Затем, что магазин ему больше не нужен. И ты не нужна тоже».
На глазах у разгоряченных зрителей Чарли Финнеган снял рубашку и повесил ее на спинку стула. Потом завел локти за спину, расправил плечи и выпятил грудь. Люди жадно разглядывали его напрягшиеся мускулы, обращая внимание на сильные предплечья и мощные кулаки. Толпа одобрительно загудела. Ставки увеличились, монеты переходили из рук в руки.
Чарли бесстрастно осмотрел помещение. В «Тадж-Махале» он выступал впервые. Этот старый концертный зал переделали в спортивный совсем недавно. Его владелец, Денни Куинн, перестроил здание, убрал сцену и ряды стульев, но сохранил красивые люстры, бра и цветастые обои. В результате возникло большое, хорошо освещенное пространство, идеально подходящее для собачьих, петушиных и кулачных боев.
Публика тоже понравилась ему. В основном это были рабочие, но попадались и джентльмены. Он заметил в толпе Томаса Шихана по кличке Котелок. Этот человек, никогда не снимавший черной шляпы, был самым знаменитым бандитом Восточного Лондона. У него имелась доля во всех местных публичных домах и игорных притонах. Владельцы пристаней платили ему за «защиту», трактирщики — за охрану витрин. А дураки, отказывавшиеся отрезать Котелку кусок пирога, вскоре плыли по Темзе лицом вниз.
Присутствие Шихана было свидетельством того, что здесь идет крупная игра. На второстепенные бои этот человек время не тратил. Чарли был доволен: выходило, что им интересуются. Он знал, что парни, понравившиеся Куинну и выступавшие в «Тадж-Махале» постоянно, получали не только призовые, но и часть вечерней выручки. Однако сегодня он дрался бесплатно: прежде чем взять к себе нового парня, Куинн устраивал ему проверку. Чарли решил произвести на него впечатление.
Когда ударили в колокол, Чарли и его противник вышли на середину зала и протянули руки судье. Тот повернул их ладонями вверх, убедился, что там ничего не зажато, а потом жестом отправил каждого в свой угол — противоположные концы круга, образованного зрителями.
Чарли обвел взглядом соперника. Парень был знакомый — Сид Мэлоун из той же пивоварни, в которой работал Чарли. Он жил в Лэмбете, на другом берегу реки. Сид не был лондонцем. По словам их мастера Билли Хьюсона, после смерти матери он приехал в город из деревни. У Сида не имелось ни родных, ни друзей. Он был задирой и вечно лез в драку, но раньше Чарли с ним не сталкивался. Пока несколько месяцев назад Сид не решил приударить за Фионой. Пригласил ее в пивную, а когда Фиона отказалась, попытался затащить ее в переулок. Она сломала ему нос одним ударом; не сильным, но удачно направленным. Конечно, ей просто повезло, но Мэлоун затаил на нее зло. Он хотел восстановите свою гордость и не придумал лучшего способа, чем избить до полусмерти ее брата. Они с Чарли оказались одного рост и возраста. Волосы у Мэлоуна тоже были рыжие, но он был не так крепко сбит. Чарли думал, что одолеет его, однако Сид говорил, что каждый дерется лучше, если у него есть для этого повод.
Некоторым боксерам приходилось специально заводить себя. Им нужно было разозлиться. Поводом для этого могло послужить что угодно, даже насмешливые замечания зрителей. От Чарли требовалось только одно: возбудить в себе злобу. Он всегда выступал хорошо, но после смерти отца стал драться еще лучше.
Драка помогала ему избавиться от гнева, чувства вины и безнадежности. Во время боя Чарли забывал о тревожной сестре и бледной усталой матери. Забывал о грустных глазах Сими, жаловавшегося на то, что старший брат вечно где-то бродит. Забывал про Нью-Йорк, в котором мечтал оказаться. В круге он забывал обо всем. Оставались только звуки ударов в челюсть, дым, пот и вспышки ослепительной боли.
Судья вышел в центр круга и поднял руку. Воздух потрескивал от напряжения. Волоски на предплечьях Чарли встали дыбом. Толпа стала гуще и начала подначивать бойцов. Прозвонил колокол, и схватка началась. Сид напоминал марионетку. Оскорбленная гордость и гнев заставили его броситься на Чарли и нанести ему несколько размашистых ударов. Чарли перешел в защиту и легко отбил наскок Мэлоуна. Так было легче следить за противником, сберегать силы и решать, когда врезать этому ублюдку по первое число.
— Давай, трус! — прошипел Сид. — Ударь меня!
Толпе бой не нравился; она ждала большей агрессивности. Люди шикали и качали головами, однако Чарли не обращал на них внимания. Можно было нанести противнику дюжину ударов, разбить ему губу, расквасить нос, но он хотел, чтобы бой запомнился публике надолго. Поэтому он сдерживался, дразнил толпу и растягивал процесс как искусный любовник, знающий, что неторопливость только усиливает наслаждение.
Но тут Сид неожиданно ударил Чарли в левый глаз. Кулак угодил прямо в глазницу и повредил кожу. Брызнувшая кровь заставила толпу зареветь от восторга. Чарли тряхнул головой, избавляясь от красного тумана. Слава богу, ссадина пришлась под глазом, и кровь его не ослепляла. Сид самоуверенно выпрямился. Чарли следил за его кулаками. Расстояние между ними увеличилось; этим можно было воспользоваться.