Во время обеда они с Джо выпили бутылку вина, за которой последовал бренди в гостиной. Когда кончилась и эта бутылка, Мод подошла к Джо и поцеловала его в губы. Поцелуй ему понравился, но когда он закончился, Бристоу попытался объяснить, что он не слишком романтическая натура и…
— И что? — насмешливо спросила она. — Что ты не склонен к браку? Не льсти себе, дорогой. Твое сердце мне совершенно ни к чему. — Потом Мод расстегнула его брюки, и ее пухлые алые губы заставили Джо забыть про все на свете. Хотя бы на мгновение. Забыть пустоту и бессмысленность жизни без Фионы. Они перешли в спальню, и Джо попытался не думать ни о чем, кроме жадного и красивого женского тела. И это ему удалось… ненадолго. Он даже сумел заставить себя поверить, что на этот раз грусть не придет. Но ошибся. Когда все кончилось, боль стала вдвое сильнее. Как случалось всегда, когда он удовлетворял свою похоть. Тело было сытым, но сердце по-прежнему оставалось разбитым. Пустым и в то же время полным ноющей тоски.
— Ты уверен, что не хочешь остаться? — спросила Мод. — Можешь лечь в спальне для гостей. Ты вовсе не обязан проводить ночь в моей постели. — Когда Джо отклонил и это предложение, она добавила: — Джо, ты самый одинокий мужчина, которого мне доводилось встречать. Осторожный и осмотрительный, как раненый тигр.
Джо не ответил. Он оделся, подошел к кровати и поцеловал Мод в лоб. Потом укрыл ее одеялом и пожелал спокойной ночи.
— Я не собираюсь спать, милый. — Она зажгла стоявшую на тумбочке лампу и закурила кальян.
Слуги Мод давно ушли к себе, так что Джо выбрался из дома незаметно. Когда он вышел на Экклстон-стрит и попытался найти кеб, знакомая грусть опустилась на него как огромная черная летучая мышь и накрыла своими кожаными крыльями. Он радовался холодной зимней ночи, радовался тому, что остался один. Этот вечер был ошибкой. Одной из тех, которые он совершал раньше и, несомненно, совершит снова. Время от времени ему случалось иметь дело с женщинами типа Мод. С женщинами, не требовавшими того, чего он не мог им дать. Которым было нужно его тело, его время, но не сердце. С женщинами, в каком-то смысле защищенными. Осторожными. Осмотрительными.
Осмотрительными. «Забавно, — подумал он. — Именно таким и назвала меня Мод».
Джо печально улыбнулся. Не то слово. Он был разбит. Разбит вдребезги. И так будет всегда. Потому что нет на свете человека, способного собрать его по кусочкам.
Глава шестьдесят первая
— Ничего, Питер? Совсем ничего? — Фиона во все глаза уставилась на своего биржевого маклера. — Это невозможно!
— Очень даже возможно, — ответил Питер Херст, откинувшись на спинку кресла. — Просто необычно. Вы знаете, что находить их все труднее. На прошлой неделе я купил две тысячи. Две недели назад — пятьсот. А на этой неделе — ноль.
— Почему?
— Потому что никто не продает! Все, кто хотел, уже продали свои акции. Вам. Из-за вас «Чай Бертона» стал абсолютно неликвидным.
Фиона, во время разговора расхаживавшая по кабинету, остановилась у окон, выходивших на набережную.
Весеннее небо затянулось пеленой серых туч. Она смотрела на широкий Гудзон, но видела другую реку. И другую пристань. Видела окутывавший пристань серый туман и темную фигуру. Фигуру, ждавшую ее, Фиону. Она закрыла глаза, пытаясь избавиться от гнева и боли, которые вызывала эта темная фигура. Вызывала до сих пор.
Все эти десять лет она раз в неделю встречалась с Питером, скупавшим для нее акции «Чая Бертона». Сначала, когда их курс колебался от пятнадцати до двадцати долларов за штуку, она покупала немного — то десять, то двадцать. По мере роста доходов Фиона начала приобретать столько акций, сколько могла достать. После фиаско, которые компания потерпела в Америке и Индии, курс снизился до пяти долларов. Но теперь деньги для Фионы значения не имели; главное заключалось в том, чтобы найти продавца.
На сегодняшний день ей принадлежало двадцать два процента акций «Чая Бертона», приобретенных от имени фирм, ни одна из которых — благодаря стараниям ее поверенного Тедди Сиссонса — не могла вывести владельца компании на ее след.
Доля Фионы в «Чае Бертона» была огромной, но недостаточной. Нужно было продолжать скупать акции, пока в ее руках не окажется пятьдесят один процент — и, следовательно, вся компания. За десять лет ее ненависть к Уильяму Бертону ничуть не уменьшилась; Фиона стремилась уничтожить его любой ценой. Это не восстановление справедливости — Фиона знала, что никогда ее не добьется, — а месть. Единственным недостатком ее плана было то, что он не затрагивал Котелка Шихана. Она целыми ночами расхаживала по спальне со свечой в руке, пытаясь придумать, как отомстить непосредственному исполнителю убийства, но так ничего и не придумала. Способ был только один — заставить Бертона назвать имя своего соучастника. Но для этого Бертон должен сначала признать свою вину, а делать это он не собирался.
Как ни билась Фиона, решить проблему ей не удавалось. Она десять лет жила, зная, что Бертон и Шихан сделали с ее отцом и всей ее семьей, и все еще ждала. Все еще была бессильна. Злясь на своего маклера, который не мог раздобыть новые акции, и на саму себя, неспособную придумать, как уничтожить Шихана. Сколько еще ей придется ждать?
Херст начал складывать документы, лежавшие у него на коленях.
— Фиона, я сделаю все, что в моих силах, но сомневаюсь, что сумею что-то найти до конца этого месяца.
Она резко развернулась:
— Питер, они нужны мне немедленно, а не в следующем месяце! Пошлите кого-нибудь в Лондон. Найдите партнеров Бертона и вытрясите из них акции!
— Я понимаю вашу досаду, — сказал Питер, удивленный ее резкостью, — но вы должны понять, что ваша доля составляет двадцать два процента, а доля владельца компании — пятьдесят один. Здесь просто нечему циркулировать.
— Не могу поверить, что он до сих пор сохраняет контрольный пакет. Рано или поздно ему придется его продать.
— Фиона, если он сохранял пакет до сих пор, то с какой стати продаст его сейчас?
— Потому что он по уши в долгах, — сев на край письменного стола, ответила Фиона. — Он получил в «Альбион-банке» ссуду почти в триста тысяч фунтов. Его индийская плантация перестала существовать, а попытка выйти на американский рынок с треском провалилась. — Воспоминание об этом заставило Фиону мрачно усмехнуться. Она собственными руками устроила эту катастрофу. Элементарно обанкротила Бертона, продавая свою продукцию ниже себестоимости. Его агенты открыли фирменный магазин на Уотер-стрит в июне девяносто четвертого, а в январе девяносто пятого он закрылся. — Питер, ему позарез нужны наличные. Он должен начать продавать свою долю. Просто обязан.
Херст покачал головой:
— Фиона, скажу вам не как маклер, а как друг… Я не понимаю вашей одержимости этими акциями. И никогда не понимал. Вы же сами говорите, что компания дышит на ладан. И насчет долгов вы правы. Они слишком велики. Еще одна катастрофа, и ему просто будет нечем выплачивать ссуду. Вы вложили в «Чай Бертона» астрономическую сумму. Но эти акции — всего лишь долговые расписки. Они вам больше не нужны. Вам нужно…