Едва сдерживаясь, чтобы не орать в голос, я ласкаю его бедра — пока он раскатывает латекс по члену. И кричу, едва он опускается на меня всем телом, тычется членом — и входит легко, как по маслу, и сразу глубоко-глубоко…
— Джей! Чертов бизон, еще, ну же, еще! — ничего не соображая от сжигающей меня потребности, требую я, кажется, по-русски.
И он дает мне все, что я хочу. Всего себя. Его член входит в меня, растягивает и заполняет так, что я чувствую себя перчаткой, надетой на него. И это так… так… Каждый его мощный толчок, каждое сокращение его мышц — я ощущаю это ладонями и ногами, охватывающими его бедра. Слышу в его хриплом дыхании. В запахе его пота. Вижу в исказившемся лице и туманных синих глазах.
— Только не останавливайся, — шепчу я, — только не останавливайся! Дже-ей!..
Мой шепот срывается в крик. В шторм. Взрыв. Все мое тело трепещет от выброса лавы — вязкой, жаркой, тягучей лавы, разливающейся по венам.
Мне кажется, что мир закончился, что больше никогда и ничего не будет. Что я не смогу больше пошевелиться. Так и останусь тут, под этим мужчиной, почти рухнувшим на меня, рвано дышащим мне в шею.
— Рейнбоу, моя Рейнбоу, — шепчет он и трется губами, и снова — всем телом.
Я не отвечаю — не могу. Меня нет на этом свете. Я умерла от счастья и не собираюсь воскресать. Мне хорошо, великий Будда, как же мне хорошо!
Джею тоже хорошо, он весь словно истекает удовольствием. Оно — в каждом его прикосновении, в каждом вдохе. Удовольствие… и жадность. Он не отпускает меня, снова гладит покрытое испариной тело. Спускается поцелуями от шеи к ключицам и дальше, к груди. Обхватывает ладонью, рассматривает — а я рассматриваю его из-под ресниц.
Мне нравится, как блики пламени играю на его лице. Нравится едва отросшая щетина. Нравится мечтательное и голодное выражение его глаз. Нравится, как он медленно опускает голову и касается дыханием ореолы соска. Как нежно сжимает губами и щекочет языком. И плотно, ощутимо ласкает ладонями. Так, что мне почти больно — и безумно приятно.
Все, что он делает. Все, что он захочет со мной сделать.
Кажется, я начинаю понимать, что это такое — отдаться мужчине. Целиком. Полностью. Наслаждаясь каждым его движением, разделяя на двоих желание и удовольствие.
А еще я мимолетно удивляюсь: его по-прежнему твердый член упирается мне в бедро. Разве он не кончил?
Но спрашивать мне лень. Да и зачем? Он определенно сам знает, чего хочет. А я просто дам ему это.
И я позволяю ему расположить себя на теплой шкуре так, как ему удобно… удобно — и хорошо видно. Ногами к огню, с разведенными и поднятыми коленями. Джей сам стоит на коленях надо мной, между моих ног, и смотрит. Его взгляд — как ласка. Как секс. Он сам — воплощенный секс. Он так и не избавился от джинсов и от презерватива, но его это не портит. Наоборот, придает его образу горячей непристойности и человечности, что ли? Он такой живой и настоящий в этих спущенных джинсах, а еще у него на плече отметина… от моих зубов.
Нет, я помню, что укусила его… но… неужели так сильно?
Мысль «ему же больно» не успела поселиться в моем расплавленном мозгу. Джей отвлек.
— Твои руки… — склонившись, он провел ладонью по моему предплечью и велел. — Подними их. За голову.
Просьба? Или приказ? Не знаю, но я внезапно ощутила всю свою уязвимость и открытость. Свою зависимость от него, этого огромного мужчины. От варвара, чье тело светится отсветами костра.
Я послушалась. И по тому, как он втянул воздух сквозь сжатые зубы, поняла: ему нравится и моя покорность, и открывшийся вид. Он сам развел мои колени шире, огладил ладонями до самых стоп. А потом — поднялся на ноги.
Неспешно, продолжая смотреть на меня, Джей снял использованную резинку и бросил в огонь. Затем пришла очередь джинсов. Не в огонь, всего лишь куда-то в сторону, но так… о боже, разве можно кончить только от того, как мужчина раздевается?..
Мне даже в какой-то момент подумалось, а не артист ли Джей? Ну, если бы он выступал в стрип-клубе, озолотился бы. С его хищной пластикой, с его харизмой и энергетикой!
Надеюсь, все же нет. Этой красотой я хочу любоваться одна. Хотя бы только сегодня. А, неважно! Только дуры думают о том, что могут потерять завтра, когда у них есть сегодня и сейчас.
Так что я тоже любуюсь роскошным мужчиной. Голым. Возбужденным. Огромным. Моим. А отсветы пламени… о, черт. Вот что он стоит уже целых полминуты, а? Я же тут, перед ним, готовая ко всему! Я же… боже, оказывается это безумно возбуждает: вот так показываться ему, открытой и доступной. Ощущать самой нежной частью тела прикосновение воздуха, тепло огня и горячий мужской взгляд.
Я нетерпеливо поерзала и с удовлетворением отметила, как дернулся его член. Выражения лица я разобрать не могла — он повернулся затылком к камину, и лицо терялось в полумраке. Зато ноги, поджарый живот и член… в профиль… Черт, он специально дразнится? Так я тоже могу.
С тихим и манящим стоном я потянулась, а потом опустила руку между ног…
— Руки, — неожиданно жестко напомнили мне.
Я вздрогнула — то ли от страха, то ли от неожиданности. И послушалась. Сама не понимаю, почему. Обычно на любой приказ я реагирую протестом, а тут… я сошла с ума? Почему от его властного голоса я теку, словно сучка в период гона? Почему мне нравится лежать у его ног, покорной и доступной, и ждать, что же еще он захочет сделать со мной?
Боже, почему это так сладко?!
А Джей, сукин сын, тихо хмыкнул и похвалил меня:
— Умница. Хорошая девочка.
Меня обожгло стыдом. Что я творю?! Прав был Киса, я — шлюха…
Додумать эту мысль я не успела — и слава богу. Джей, он… он сам опустился на колени, склонился надо мной, потерся лицом о мой живот. Погладил бедра с внутренней стороны, накрыл раскрытые для него складочки ладонью и скользнул пальцем внутрь. Словно поверяя, достаточно ли я мокрая.
О да, я была мокрая, как английское лето. Сплошной туман и дожди. А Джей еще и приник ко мне губами, облизал нежную плоть горячим языком, продолжая ласкать меня пальцами изнутри.
Я текла, извивалась под ним, стонала от расплавляющего каждую клеточку моего тела жаркого удовольствия, поднимала бедра — и снова стонала, требовательно и жалобно. Но так и не решилась опустить руки и вцепиться ему в волосы. Каждый раз, как хотелось — я словно наяву слышала его властное: «Руки!» — и текла еще сильнее. А он… в ответ на очередной стон он втянул в рот клитор, сжал губами, и одновременно провел пальцами между моих ягодиц. Я невольно напряглась, все же это как-то… как-то…
— Трусишка, — с насмешливой нежностью шепнул он и проделал своим языком что-то такое, такое… ох, божечки мой!
Это было так сладко, что меня почти унесло в облака. Я даже была не в силах протестовать, когда он проник мокрым от моей же смазки пальцем в мой зад. Только охнула и замерла от странного, смешанного со стыдом и легкой болью удовольствия. Его палец казался невероятно большим, и я ощущала себя бабочкой, нанизанной на… ох, черт, почему мне еще сильнее хочется почувствовать в себе его член! Только не в анусе, он же порвет меня…