29
Разговаривать с Алистером оказалось неожиданно приятно. Мальчик, в отличие от Кайлана, не воображал себя великим стратегом и героем, и слово «долге> для него было не пустым звуком. Он задавал дельные вопросы о диспозиции и не требовал, чтобы его утешали и уговаривали, будто дитя. Разве что морщился, когда Логейн называл его величеством. А когда Логейн попытался мягко ему напомнить, что место короля — не на передовой, Алистер перебил:
— Место короля — среди своих солдат. Я не собираюсь лезть на рожон, но и прятаться не намерен. Тем более что я знаю, как нужно воевать с моровыми тварями.
— Нет, Алистер. Не прятаться. — Логейн остановился напротив мальчика, глянул в слишком уж честные для короля глаза. — Чушь собачья эти все баллады, где король на белом коне рубится вместе с солдатами. С белого коня не хрена не видно, и приказов твоих никто не услышит. И пока ты рубишь одну моровую тварь, орда окружает твое войско. Твое, Алистер! Некому кроме тебя его вести! Или ты забыл, что бывает, когда король воображает себя героем-одиночкой?
— Я помню Остагар, — нахмурился бастард. — Повторения не будет. Но… Я не полководец, видите ли, не умею я командовать войском, и научиться было негде. Только вот нам и не нужно белых коней. Нам нужно орду задержать, только задержать, пока вы разбираетесь с драконом. Я ваше решение тоже, знаете ли, не одобряю, но спорить не стану. Вам виднее. И вообще поздно уже, а я два дня не спал.
— Ничего, еще полчаса погоды не сделают. А у нас может больше и не быть возможности поговорить, мальчик. Насколько я понимаю, командор Дункан вас не просветил, как останавливают Мор?
— Ну почему же. — Алистер улыбнулся одними губами. — Мне известно. Потому и не одобряю.
— Данире не сказал… — Логейн кивнул сам себе и снова уперся взглядом в Алистера. Тяжелым взглядом, мало кто выдерживал. — А что бы ты одобрил, мальчик? И, раз уж ты срочно учишься быть полководцем, что бы ты сделал при Остагаре?
— Я бы туда вообще не пошел. И не повел армию, — буркнул бастард неохотно. — Невыигрышная позиция, отступать некуда, наступать неудобно. А одобрил бы я, если бы героем стал Хоу. Всем бы было проще и ему тоже.
— А говоришь, не умею, не учили, — хмыкнул Логейн. — Я бы тоже предпочел не оставлять вас с Анорой одних. Сейчас в Фереледене нет ни одного толкового командующего, орлейцы с границы никуда не делись, банны будут пробовать вас на зуб, пока не повесите парочку. Только Хоу может не справиться.
Алистер поднял бровь.
— Я же сказал, что не отговариваю. Вам виднее. А теперь я все-таки отправляюсь спать. Доброй ночи.
Щенок. Упрямый глупый щенок, подумал Логейн. Бедная Анора, ей это вот — дрессировать! Если б не угроза гражданской войны, если б не Дани, которая этого глупого мальчишку считает другом… Дерьмо.
Логейн бросил бастарду дневник командора Серых.
— Это тебе, чтоб спалось лучше.
— Спасибо, — зевнул бастард, поймал брошенное и ушел.
Пожав плечами, Логейн тоже зевнул, потер глаза и пошел к себе. В конце концов, он тоже имеет право немного поспать. А щенка — в болото.
Дорогу к себе он, похоже, проспал. Может, даже шел с зарытыми глазами: после выпитой скверны было мутно, тошно, отчаянно болела голова и совершенно не хотелось ничего, кроме тишины. Но какая, к гарлоками, тишина на Собрании? Слава Создателю, избавился от Хоу, а заодно перепугал баннов до колик, хоть несколько дней можно не опасаться покушения прямо во дворце. А потом это уже будет неважно.
— Милорд, — тихо позвала его Кэти.
Он вынырнул из горького, гнилого тумана — посреди своей спальни. Несколько мгновений недоуменно смотрел на собственную кровать. Пустую. Пытался понять, что не так? Наконец, сообразил: Дани. Не пришла. Проклятье.
Спать тут же расхотелось. А захотелось вот прямо сейчас прирезать всех этих клятых баннов, эрла Эамона и щенка Алистера. Или оставить наедине с Орлеем и Мором, пусть сами, как хотят. Как одобряют. Дери их сворой! Куда делась эта сумасшедшая девчонка? Тоже не одобряет?!
— Кэт, — позвал он.
Та без лишних вопросов помогла ему снять латы, поддоспешник, подала домашний колет без рукавов. Вздохнула, словно хотела сказать: вот так связываться с девчонками, милорд. Не сказала. Вместо того подала кувшин с разбавленным вином, привычно сунув в него нос, мало ли. Яда, наверное, не было
— кому теперь нужно травить старого придурка? Вино просто пахло тиной, само по себе. Наверное, теперь все будет пахнуть так же гадостно, Натаниэль же предупреждал: если вместо крови гарлоков использовать кровь Стража, один Создатель знает, что получится. Но что ничего хорошего — точно. Но где, дери вас сворой, в Денериме взять гарлоков?
Выхлебав половину, Логейн с размаху бросил кувшин в камин. Не полегчало. Ни на грош. Только осколки разлетелись по полу, а вино забрызгало медвежью шкуру.
Резко развернувшись, он пошел прочь. Оставаться в пустой комнате не было никаких сил. Напиться, что ли? Кувшин водки, и все как рукой снимет.
Лишь спустившись на второй этаж, Логейн сообразил, что зря идет к кабинету. Нет там водки. И кривой рожи Хоу — нет. Даже напиться не с кем и нечем. Вот же! Ни друзей, ни врагов, никого. Как вовремя, однако, этот Архидемон, а? Но лучше бы прямо сейчас.
Пнув первый попавшийся рыцарский доспех и послушав раскатившееся по пустой галерее эхо, Логейн хрипло засмеялся… и осекся. Жалко это все звучало. Жалко, тошно, мутно. Тоже еще, герой, твою мать. Выпить не с кем. Девушка бросила. Придурок старый. Иди лучше, почитай душеспасительные трактаты и помечтай, чтобы тебе кто принес бульон с гренками.
30
В библиотеке было тихо. Горел забытый кем-то старинный магический шар, разливал по гранитному полу и темным корешкам книг голубой, как молния, свет. Где-то очень далеко били башенные часы: один, два… десять… Всего десять, подумал он, а кажется — глубокая ночь. Надо, надо почитать душеспасительный трактат. Хоть раз в жизни. Мерик говорил, нет ничего лучше для спокойного сна.
Подойдя к полкам, помеченным андрастианским солнцем, он провел пальцем по корешкам. Пыльные, затхлые. Ох, не благочестивы ферелденские короли.
Какой-то шорох отвлек от благочестивых дум. Логейн резко развернулся, привычно нащупывая меч у бедра, но рука схватила пустоту. Отступил, упершись лопатками в книжные полки, не желая — или не решаясь? — поверить своим глазам.
Она сидела, поджав ноги и укутав колени одеялом. Сжимала в руке откупоренную бутылку, смотрела на нее отсутствующим взглядом, и кажется, ничего кроме горлышка, не видела.
Резко пахло вином — не орлейским, приторно-сладким, и не ферелденским, резкопряным. Каким-то цветочным, антиванским, что ли?..
Его она не видела. В упор. Очень захотелось рассмеяться. Слишком много трагедии для одного старого солдата. Прямо роман. Орлейский. С антиванскими принцессами. Но вместо смеха получился какой-то задушенный хрип. В горле пересохло. Скверна, мать ее.