Лейтенанта окликнул один из его подчиненных, а Эйнсли наклонился к Хорхе Родригесу:
— Придется менять маршрут.
Хорхе расстелил карту Флориды на капоте и сверился с ней. В ответ он покачал головой.
— Времени не хватит, сержант. Нам нужно изрядно отмахать назад по шоссе, а потом пробираться местными дорогами. Там не мудрено заплутать. Не лучше ли нам прокатиться поверх пены?
— Ничего не выйдет. Во-первых, пенообразующее средство “Ф” — это попросту мыло. На нем скользишь хуже, чем по льду. А внизу все равно останется бензин. Одна искра из нашей выхлопной трубы — и гореть нам в аду. Так что выбора нет, надо разворачиваться. Не теряй времени, поехали!
Когда они уже сели в машину, к ним бегом вернулся лейтенант дорожной полиции.
— Хочу вам помочь, — выпалил он на одном дыхании. — Я только что связался с нашим штабом. Их информировали, куда и зачем вы едете. Вот как вам лучше следовать дальше. Возвращайтесь отсюда на юг до Миканопи, туда ведет Семьдесят третья автострада. Затем берите курс на запад до Четыреста сорок первого шоссе. — Хорхе торопливо записывал указания лейтенанта. — До него вы доберетесь очень быстро. Поверните налево и поезжайте на север в сторону Гейнсвилла. Шоссе там отличное, есть где разогнаться. Не доезжая до Гейнсвилла, увидите пересечение с Триста тридцать первым шоссе. Там на светофоре свернете направо, и сразу на углу вас будет ждать наша машина. Фамилия патрульного Секьера. Следуйте за ним — он будет сопровождать вас до самого Рэйфорда.
— Спасибо, лейтенант, — кивнул в ответ Эйнсли. — Мы можем пользоваться мигалкой и сиреной?
— Включайте все, что есть на борту. Знаете, мы тут наслышаны о Дойле. Вы уж проследите, чтобы этого монстра поджарили по всем правилам.
Хорхе привел машину в движение. Обнаружив разрыв в разделительном заграждении, он выехал на противоположную сторону шоссе и вдавил акселератор в пол. Сияя мигалкой, завывая сиреной, “шевроле” помчался назад на юг.
Теперь они действительно оказались в полнейшем цейтноте. Эйнсли понимал это. Хорхе тоже.
Задержка и объезд обойдутся им без малого в час. На приборной доске высвечивались цифры: 5.34. До казни Зверя оставалось меньше полутора часов. Даже если дальше все будет гладко, ехать им еще минут сорок. Стало быть, они прибудут в Рэйфорд в шесть четырнадцать. А ведь нужно еще попасть внутрь тюрьмы, дойти до камеры Дойла, плюс время на то, чтобы заключенного успели отвести к месту казни, а потом — пристегнуть к электрическому стулу. Словом, максимум на что мог рассчитывать Эйнсли, это полчаса.
Мало! Прискорбно мало!
Но придется уложиться.
Эйнсли не переставал чертыхаться про себя, испытывая непреодолимое желание заставить Хорхе ехать быстрее. Но это было едва ли возможно — Хорхе и без того держал предельную скорость. Да, вел он машину мастерски, не спуская глаз с дороги, плотно сжав губы, крепко вцепившись в руль обеими руками. Путеводитель он передал Эйнсли, который с помощью фонарика по мере надобности сверялся с ним. Четыреста сорок первое шоссе было значительно уже дороги И—75. К тому же, его пересекали трассы местного значения, да и движение оказалось оживленнее, чем можно было ожидать в такой час. Хорхе творил чудеса, экономя каждую секунду. Проблесковый маячок и сирена были им в помощь — многие водители, заметив их приближение в зеркало заднего вида, подавали вправо, освобождая путь. Начался мелкий дождь, стоило дороге нырнуть в низину, как ее окутывал туман, словом, скорость пришлось снижать.
— Черт! — заскрежетал зубами Эйнсли. — Нет, нам никак не успеть.
— Еще есть шанс. — Хорхе подался вперед и всмотрелся в дорогу, вновь набирая скорость. — Доверьтесь мне, сержант.
“Только это мне и остается, — подумал Эйнсли. — Сейчас свое слово должен сказать Хорхе, а мое — впереди, быть может… Нужно перестать дергаться, переключиться на что-нибудь другое. Думай о Дойле! Какой сюрприз он заготовил? Скажет наконец правду, которой от него так и не сумели добиться в суде?..”
Не было такой газеты в стране, которая не уделила бы внимания сенсационному судебному процессу по делу Элроя Дойла, отчеты о нем ежедневно показывали в теленовостях. Перед зданием суда практически непрерывно проходили демонстрации с требованием казнить злодея. Между репортерами шла ожесточенная борьба за те несколько мест в зале, которые были отведены для прессы.
Общественное негодование в особенности распалило решение прокурора штата предъявить Дойлу обвинение только в одном, самом последнем из совершенных им двойных убийств. Кингсли и Нелли Темпоун — состоятельная чернокожая супружеская пара, уже пожилая, — были зверски замучены в своем доме в Бэй Хайте, в фешенебельном районе Майами.
Выходило, что, если Дойла осудят за убийство этой четы, остальные десять преступлений, которые он совершил (а в этом ни у кого сомнений не было), так навсегда и останутся не раскрытыми.
Когда прокурор Адель Монтесино с одобрения своего руководства повела дело именно так, это вызвало бурю возмущения родственников остальных жертв, которые жаждали справедливости и отмщения за загубленные жизни своих близких. К критике этого решения сразу подключилась пресса, в которой Дойл еще до суда был признан виновным. Газеты и телевидение обычно не опасались последствий в таких ситуациях. “Где это слыхано, чтобы серийный убийца подавал в суд за клевету?” — заметил один из редакторов.
Атмосфера накалялась.
Стало известно, что даже начальник полиции Майами лично обращался в прокуратуру с просьбой включить в обвинительное заключение еще хотя бы одно двойное убийство.
Однако Адель Монтесино, невысокая, полная дама лет сорока пяти, которую некоторые заглазно называли бой-бабой, упрямо стояла на своем. Она занимала свой выборный пост третий четырехлетний срок подряд, уже объявила, что не будет снова добиваться переизбрания, а потому могла себе позволить абсолютную независимость.
Сержант Малколм Эйнсли был в числе тех, кто присутствовал на обсуждении стратегии обвинения накануне суда, и сам слышал слова миссис Монтесино: “Только по делу Темпоунов мы имеем железные доказательства вины Дойла”.
И, загибая пальцы на руке, она перечислила ключевые моменты: “Дойла взяли на месте преступления. На нем обнаружены следы крови обеих жертв, а под ногтями частички кожи убитого мужчины. Мы имеем нож с отпечатками пальцев Дойла, который экспертиза определила как орудие убийства. И, наконец, у нас есть отличный свидетель, к которому присяжные отнесутся с доверием и состраданием. Ни один суд в мире не вынесет Дойлу оправдательный приговор”.
Упомянутым свидетелем был Айвен, двенадцатилетний внук Темпоунов. Он гостил у бабушки с дедушкой в тот день, когда Дойл ворвался в дом и напал на хозяев. Спрятавшись в соседней комнате, онемев от ужаса, мальчик сквозь неплотно прикрытую дверь видел, как убийца методично терзал ножом несчастных стариков. Хотя Айвен прекрасно понимал, что рискует тоже быть убитым, он нашел в себе мужество неслышно добраться до телефона и позвонить в службу 911.