Глава 14
Следующим составным кусочком мозаики для Нэнси Молино оказалось известие, полученное днем позже. Несмотря на свой скептицизм, она все-таки не оставила надежды проверить слух о том, что организация Бердсона пыталась получить финансовую помощь от клуба “Секвойя”. И вот первый обнадеживающий результат.
Служащая почтового отделения “Секвойи”, пожилая чернокожая женщина по имени Грейс, однажды обратилась к Нэнси Молино с просьбой помочь ей получить квартиру в муниципальном доме. Нэнси понадобился один только телефонный звонок со ссылкой на влиятельную “Калифорния экзэминер” для того, чтобы предоставить своей знакомой официальную информацию об очередности на право получения муниципальных квартир. Грейс была очень благодарна и пообещала, что если у Нэнси возникнет какая-нибудь просьба к ней, то она ее с радостью выполнит.
Несколько недель назад Нэнси позвонила Грейс домой, упомянула об интересующем ее слухе насчет финансовой сделки между “П энд ЛФП” и клубом “Секвойя” и попросила ее разузнать, соответствует ли этот слух действительности, и если да, то что от этой сделки получает организация Бердсона.
Спустя несколько дней она получила ответ. Насколько Грейс смогла выяснить, слух не подтвердился. Хотя, добавила она, дела такого рода могут быть засекречены. И только двое или трое на самом верху, как, например. Присей Притчи (так в “Секвойе” называли Родерика Притчетта), знают об этом.
Сегодня Грейс использовала свой обеденный час для того, чтобы прийти в редакцию. К счастью, Нэнси оказалась на месте. Они прошли в небольшую звуконепроницаемую застекленную каморку, где могли спокойно поговорить. Грейс, женщина крупного телосложения, была одета в плотно облегающее яркое платье, на голове у нее была шляпка. Она открыла свою хозяйственную сумку.
– Кое-что нашла для вас, мисс Молино. Не знаю, насколько это поможет в вашем деле, но вот посмотрите.
Это была докладная записка из клуба “Секвойя”. Грейс объяснила, что ей для отправки были переданы три конверта с пометкой “Частная, секретная переписка”. В этом не было ничего необычного. Необычным было то, что один из конвертов был раскрыт, вероятно, по недосмотру секретаря. Грейс отложила его в сторону и позже, когда никто не видел, прочитала содержимое. Нэнси улыбнулась, подумав, сколько писем и другой корреспонденции было прочитано таким образом.
Грейс удалось сделать ксерокопию, и теперь она была перед Нэнси.
От: управляющего делами
Кому: членам специального исполнительного комитета.
Извещаем, что второе денежное пожертвование в организацию Б из специального фонда непредвиденных расходов и в соответствии со встречей 22 августа в настоящее время осуществлено.
Внизу стояли инициалы “Р. П.”.
– Какой стоял адресат на конверте? – спросила Нэнси.
– Мистер Сондерс. Он член правления и…
– Да, я знаю. – Ирвин Сондерс, хорошо известный в городе юрист, состоял в руководстве клуба. – Что насчет двух других конвертов?
– Один предназначался для миссис Кармайкл, нашего председателя. Другой – для миссис Куинн.
Должно быть, это была Присцилла Куинн. Нэнси знала о ней лишь то, что она занимала высокое положение в обществе.
Грейс спросила с волнением:
– Это то, что нужно?
– Еще не знаю. – Нэнси прочитала записку снова. Конечно, буква Б могла означать Бердсон, но вовсе не обязательно. Например, имя мэра начиналось с буквы Б, и он возглавлял организацию “Сейв олд билдингз”, которую активно поддерживал клуб “Секвойя”. Но почему же тогда послание “частное и секретное”? А почему бы и нет. Клуб “Секвойя”, когда дело касалось денег, всегда держал язык за зубами.
– Что бы вы ни сделали, не говорите, откуда вы взяли этот документ, – попросила Грейс.
– Я даже вас не знаю, и вы никогда не были здесь, – заверила ее Нэнси.
Грейс с улыбкой кивнула.
– Я дорожу этой работой, хоть и получаю не много. – Она поднялась. – Ну, мне надо возвращаться.
– Спасибо, – сказала Нэнси. – Я ценю то, что ты сделала для меня. Дай мне знать, если что-то тебе понадобится.
Услуга за услугу. Этого принципа она придерживалась в своей журналистской деятельности издавна.
Возвращаясь на свое рабочее место и размышляя о том, куда же предназначались деньги – Бердсону в “П энд ЛФП” или нет, она встретила редактора.
– Кто была эта пожилая женщина, Нэнси?
– Моя приятельница.
– Варганишь статью?
– Возможно.
– Расскажи мне. Она покачала головой.
– Не сейчас.
Редактор разговаривал с ней в шутливом тоне. Это был седеющий ветеран газетного дела, профессионал, но, как и многие, он достиг высшей точки своей карьеры.
– Ты, кажется, являешься частью нашей команды, а я ее тренер. Я знаю, ты предпочитаешь работать в одиночку и тебе это не возбраняется, потому что есть результаты. Но игра может зайти слишком далеко.
Она пожала плечами:
– Так уволь меня.
Конечно, он этого не сделает, и они оба знали это.
Отбрив его в свойственной ей резкой манере, она возвратилась за свой рабочий стол и взялась за телефон.
Сначала она позвонила Ирвину Сондерсу.
Секретарь ответил, что он занят, но когда Нэнси упомянула “Экзэминер”, то почти сразу же услышала его бодрый голос.
– Чем могу быть полезен, мисс Молино?
– Я хотела бы обсудить с вами вопрос о пожертвованиях из “Секвойи” в организацию Бердсона. Секундное молчание.
– Что за пожертвование?
– Все мы знаем… Сондерс громко рассмеялся.
– Знаем эти старые репортерские штучки; мол, это уже не секрет, но необходимо подтверждение. Я старая хитрая рыба и не клюю на такие приманки.
Она рассмеялась с ним вместе.
– Я всегда утверждала, что мистер Сондерс острый на язык человек.
– Да, это верно, малыш.
– Так как же все-таки насчет связи между клубом “Секвойя” и Бердсоном? – настаивала она.
– Вряд ли я что-нибудь знаю на этот счет. Запомним, подумала она. Он не сказал “я не знаю”. “Вряд ли знаю”, потом, если придется, он будет утверждать, что он не лгал. У него, вероятно, сейчас включен магнитофон.
– У меня есть информация, что комитет клуба “Секвойя” решил на своем заседании, – начала она.
– Расскажи мне о заседании комитета, на который ты ссылаешься, Нэнси. Кто присутствовал на нем? Назови имена.
Она быстро соображала. Если она назовет другие имена – Кармайкл, Куинн, – он тут же свяжется с ними. Нэнси же хотела позвонить им первой. Приходилось врать.