Вкус одержимости - читать онлайн книгу. Автор: Елена Лабрус cтр.№ 32

Пустой навес.

Я обогнула дом. Солнце жарило так, словно мы на планете Риддика с недружелюбной местной фауной. Впору сплавиться, ослепнуть и потерять ногу в зубах какого-нибудь мутировавшего питбуля. Но, к счастью, ослепил меня только неземной красоты водоём, прозрачная вода, блики солнца, а встретили задумчивые каменные львы.

— Вот пусть на своих львов и орёт сколько влезет, — обогнула я крайнего к лестнице и решительно пошла дальше по усыпанной белыми камешками тропинке к одноэтажному зданию из стекла и бетона.

Где-то там, с другой стороны, за цветущей вейгелой, похожей на лиловое облако, за огромными кустами пионов, уже роняющих ярко-бордовые, нежно-розовые и белые лепестки, там, куда змеясь, уходила, подъездная дорога, наверное, и мог быть гараж.

По крайней мере, я подумала именно так.

Но, преодолев подъём, замешкалась.

Прямо передо мной в солнечных лучах, словно в ореоле неземного сияния, сверкала стеклянная дверь, за которой, как невеста в хрустальном гробу, покоилась его лаборатория. Святая святых. Его душа, страсть, любовь. Его наука. Его одержимость. Ключ ко всем его загадкам. Сердце дракона. Философский камень. И, подозреваю, смерть на конце иглы.

Это будоражило.

Нет, я не мечтала разгадать его как загадку. К таким сложным ребусам как он не подберёшь буквы, тут нужен двоичный код, матрица, сетчатка глаза, и отпечаток всей ладони, а не одного пальца. Но я могла взглянуть на эту тайну хотя бы одним глазком. Подойти к нему чуть ближе, чем он позволял. Постоять на вершине, где никто не стоял.

Я просто шагнула ему навстречу… и двери с тихим шорохом разъехалась в стороны.

Ещё один длинный коридор, теперь как в больнице. Ещё одна раздвижная стеклянная дверь. И…

Здравствуй, операционная на космическом корабле!

Безлико. Стерильно. Жужжит. Мигает.

Я скептически скривилась.

Так вот ты какой оказывается, Алан Арье. Бездушный робот с хромированными внутренностями? Кибернетический организм с гипертрофированной ненавистью к людям?  

И почему я не удивлена?

— А здесь неплохо смотрелся бы мой Цветок, — осмотрев широкий подоконник, сообщила я его белому халату, что одиноко висел на вешалке.

Ведя пальцем по блестящим поверхностям приборов, я не спеша прогулялась туда-сюда. С любопытством позаглядывала в ящики, что сами закрывались с мягким стуком. С интересом попялилась в таблицы, развешенные по стенам. С опаской покосилась на пробирки, что тряслись, качались, вращались, просто стояли — и во всех была кровь, кровь, кровь.

— Фу-у! Бе-е! — захлопнула я холодильник, увидев знакомую коробку. — Так я тебе, оказывается не бухло, а кровь привезла, чёртов ты извращенец.

И, крутанувшись на месте, зашла в кабинет.

Повесила сумку на спинку стула, явно такого же инопланетного происхождения, как и всё остальное. И довольно распрямила плечи, когда умное кресло словно приняло форму моего тела.

— Посчитаем, состоятельные кроты? — стукнула я пальцем по клавише пробела на компактной клавиатуре и скривилась, увидев заставку с какой-то химической формулой, похожую на четыре мотка спутанных ниток и, конечно, окошко пароля.  — Да кто бы сомневался, мистер Запущенная Паранойя! Да не очень-то и хотелось, — опустила я голову вниз и открыла ящик стола.

Бумажки, бумажки, бумажки. Перебирала я распечатки с цифрами, рисунки графиков, листы, от руки исписанные формулами.

— А это что? — выдернула из середины прозрачный пакет файлика и непонимающе уставилась на фотографию.

Крупным планом в альбомной ориентации была сфотографирована верхняя часть женского туловища от ключиц до ткани, прикрывающей грудь. Поперёк большими белыми буквами, словно нарисованными в фотошопе, написано слово «СУКА».  

Нарисованными… или просто обведёнными?

Боясь своей догадки, я оттянула на груди футболку.

Долго смотрела на порезы.

А потом вытащила все листы. И разложив их на столе подряд, в ужасе зажала рот.

Четыре разных эскиза. Четыре рисунка. Четыре варианта. И на каждом из них выделенное слово по-разному, но словно растворяется в переплетении линий и искусных завитков, превращаясь из оскорбления в узор. Просто узор.

— Сука? — включив фронтальную камеру, дрожащими руками я навела на грудь телефон.

Но сколько ни старалась, в зеркальном отражении, в переплетении воспалённых, красных, опухших, прихваченных коркой, некрасиво заживающих линиях шрама, проклятое слово так и не увидела.

Потому и не увидела, что не должна была?  

Закрыла лицо, упёрлась локтями в колени. И не заплакала.

Хотела, очень хотела бы смыть слезами и груз с души, что теперь лежал там неподъёмным камнем из-за папы, и обиду, что меня заклеймили как шлюху, а у меня и мужчины ни разу не было. И позор, с которым мне всю жизнь предстояло бы жить, с ненавистью глядя на своё обезображенное тело, если бы…

Если бы Он не сделал для меня так много.

Ведь он спас мне не только жизнь.

Он сумел сохранить для меня большее — будущее, жизнь, что ждала меня впереди после моей Хиросимы.

Потому и не отвёз в больницу. Потому и орёт, ненавидит, лечит и… терпит.  

Спасибо! — написала я на листе, где был «мой» рисунок, а тот, где было написано «СУКА» засунула в сумку.

И слёзы всё же потекли.

Я знаю, Алан, ты хотел, чтобы я этого не узнала.

Надеялся, что моя трагедия будет невелика.

Но Хиросима не бывает маленькой или большой.

Хиросима она всегда Хиросима.

И это была моя.

Я вытерла слёзы. Оглянулась в дверях, прощаясь. И решительно пошла дальше по коридору.

Идти по прохладным переходам лаборатории было куда приятнее, чем по жаре на улице. Раз подъездная дорога повернула налево, логично предположила я, гараж наверняка имеет вход со стороны дома, и тоже уверенно повернула налево.

Потом снова налево — другого прохода там не было. Уверенно сбежала по ступенькам вниз. Прошла в очередные двери.  

И вместо гаража оказалась лицом к лицу с худшим из своих кошмаров.

— Ника?

Я услышала своё имя. Но осознала происходящее не сразу.

Как не сразу и поняла, что всё это происходит наяву.

Не знаю, сколько времени простояла в оцепенении.

Не знаю, какими причудливыми путями шёл сигнал с сетчатки моих глаз в мозг, прежде чем воткнулся в него с неумолимостью клинка. Когда из памяти, из каких-то далёких подкорковых структур, словно злые птицы с дерева сорвались все пережитые мной ужасы последних дней и вонзились острыми клювами прямо в грудь.