После черничных вафель Зои на завтрак Коул насквозь пропитался ягодой, словно дымом. Одежда, кожа, волосы. В сочетании с его естественным молочно-мускусным запахом он пах, как сладкий рулет. Руки так и чесались обнять его. Обвив руками мою талию, Коул расстегнул пару нижних пуговиц на моей рубашке. Это не входило в наш договор: я должна была учить его близости, продвигаясь день за днем все дальше и дальше, а не наоборот. Но не дарить ласку в ответ – это было против природы Коула.
Я сплела свои ноги с его, и мы запутались в одеяле и в друг друге. Так начиналось почти каждое наше утро с той поры, как вместе с Зои мы вернулись из Нового Орлеана. Коул, раньше спавший на диване, был вынужден уступить свое место ей. И не было в моей жизни времени сказочнее, чем эти две недели, которые мы делили одну постель. Я отчаянно старалась не думать, что должна благодарить за это Барона Субботу. Кажется, его одержимость не прошла бесследно, а все еще сидела где-то в глубине нас.
Я открыла глаза и, внимательно наблюдая из-под ресниц за распаленным лицом Коула, потянула шнуровку на тесном поясе его штанов.
– Одри, я тебя… – прохрипел он, когда я выбила из него первый стон, коснувшись там, где его еще никто никогда не касался. Но затем Коул вдруг осекся, побелел и перехватил мою руку, не позволяя продолжить. – Хватит. Мне еще сегодня на работу.
– И? – спросила я, многозначительно поведя бровью.
– И я уже был в душе. Если пойду туда второй раз, то опоздаю.
– Сексуальная разрядка как раз помогает сосредоточиться…
– Меня и так достаточно сосредотачивает угроза сокращения моей зарплаты, – забормотал Коул скомканно, пытаясь натянуть назад штаны и при этом упрямо избегая смотреть мне в глаза. – Продолжим вечером, ладно?
– То есть мы все-таки продолжим?..
– Ох, я хотел сказать, увидимся.
– Нет, ты хотел сказать именно то, что сказал. Не отрицай.
Коул пробурчал что-то совсем невнятное и вылез из постели. Я закатила глаза, падая на кровать спиной и наблюдая, как он суетится, приводя себя в порядок.
– Буду вечером, – сказал Коул, клюнув меня носом в щеку напоследок. – Удачной магической практики. Постарайся не разнести дом!
Он вышел из комнаты быстрым шагом, прихватив с собой ключи от машины, и, когда в коридоре хлопнула дверь, я тяжело вздохнула и все-таки выбралась из кровати. Практика… Две недели мой день начинался с Коула, а затем он продолжался с обучения у Зои. Это было увлекательно в той же мере, как и изматывающе. Но, умывшись, я в полной боеготовности вышла к своему милому учителю, ведь, как бы спокойно ни прошел этот месяц, по ночам мне все еще снились кошмары.
Невольно задержав взгляд на тонком шраме, белеющем вдоль ладони в память о сделке, заключенной с Джулианом, я села за стол, принимая из рук Зои тарелку с пирамидкой из вафель.
– С очень добрым утром, – промурлыкала она, широко улыбаясь.
На ней были мешковатые штаны, как у арабских торговцев, и теплый свитшот. Ленточки в черных волосах, заплетенных во французскую косу, сменились на драгоценные заколки: за каждой прядью мерцало золото и камни. Где-то изумруд, а где-то рубин. Я удивилась тому, как она умудряется носить на себе столько тяжести, но тут увидела еще и громоздкие серьги с хитросплетением колец и перестала чему-то удивляться вовсе.
– Спасибо, что не ворвалась сегодня к нам в комнату, как вчера, – припомнила я недовольно, но тут же погрузилась в черничные вафли и в прямом, и переносном смысле. – М-м, они божественны!
– Так и есть, – кивнула Зои, забираясь на стул напротив прямо с ногами. – Как поживают твои сны? Пока не снилось ничего… этакого?
– Ты имеешь в виду что-нибудь такое, что можно принять за предсказание? – уточнила я. – Нет, ничего. Все как всегда. Только мой обезумевший братец и всякая дребедень. Эй, котики! – Я потрясла золотым браслетом на запястье и наклонила тарелку со стола так, чтобы одна из вафель соскользнула вниз. Не долетев до пола, она была встречена пастями трех голодных гримов. – Приятного аппетита.
Лицо Зои переменилось. Верхняя губа поджалась и задрожала, как у кролика, обнажая зубы. С демонстративным отвращением она сдвинулась на край стола подальше от трех котов, с жадным чавканьем уплетающих свой завтрак.
– Ты с ума сошла?!
– А что такого? Черт, кажется, я забыла представить вас друг другу…
– Как ты додумалась пригреть у себя в доме это?
Я скинула еще одну вафлю, а затем проткнула вилкой следующую, чтобы съесть уже самой.
– Иногда они выручают меня. Да и не выкидывать же их на улицу?
Я почесала Блуда за порванным ушком. Он заурчал, так обманчиво похожий на обычного кота.
– Ты хоть знаешь, что это такое? – прошептала Зои, не переставая говорить «это» таким голосом, будто речь шла о всепожирающем Ктулху.
– Да, знаю. Это гримы, Зои, порожденные гадкой человеческой натурой. Чего ты их так боишься?
– Гримы?! – переспросила Зои и нервно засмеялась. – Ты правда не видишь… А, неважно! Лучше забудь. Просто… Убери их, пожалуйста.
Я насторожилась, вновь тряся браслетом. Облизываясь, коты прильнули к моей ладони, потираясь о нее угольными шкурками. Глаза Эго недобро сверкнули в сторону Зои, налитые красным янтарем, и рассеялись следом за остальным телом, как утренний туман.
Она брезгливо поежилась.
– Итак, начнем. Давай, как обычно, для разогрева, – сказала Зои, выуживая из-под стола карточки с цветными кляксами, похожими на картинки Роршаха. – Что ты видишь вот здесь?
Жуя вафлю, я пригляделась. На первой карточке, плавно переходя в зеленый, расплывалось красное пятно. Если бы я не знала, что это рисовала сама Зои гуашью, то я бы сказала, что кого-то просто вырвало на холст.
– Хм, я вижу здесь… Кузнечика? Это ведь кузнечик, да?
– Что? – Зои развернула карточку к себе, хмурясь. – Где ты здесь увидела кузнечика?
– Ну, вот лапки, а здесь такие смешные усики и…
– Ох, – Зои спрятала карточку в кучу других и сложила их стопкой. – Ты ведь помнишь, в чем смысл упражнения? Ты должна чувствовать, а не фантазировать! Предвидение – это эмпатия. В основе прорицания лежит символизм и способность сопереживать. Лишь научившись читать знаки, что тебя окружают, и пропускать их сквозь себя, ты сможешь видеть чужие судьбы.
– Я все равно не понимаю, – вздохнула я, откидываясь на спинку стула.
Зои застонала и вытащила другую карточку. На ней, сплетаясь в колосок, тянулось два зигзага – оранжевый и фиолетовый.
– Посмотри, – мягко сказала Зои, пододвигая карточку ближе. – Это просто абстракция, не несущая смысла. Этот смысл вкладываешь ты сама. Вот я вижу здесь маленькую девочку, играющую в прятки с братом. Они неразлучны, как два сапога. На улице солнечный день, а рядом крякают утки… Мыльные пузыри плывут по ветру. Они дерутся за баночку с ними. Теперь ты понимаешь? – спросила Зои, подняв на меня глаза, чтобы увидеть, как я побледнела, ведь каждое ее слово описывало памятный день из моего счастливого детства. – Я вижу это здесь, потому что я открыла свое сердце миру. А что видишь ты?