– Я слушаю, – кивнул Дейтц.
– Прекрасно. Пункт третий – что касается иммиграции, то отдельные случаи, попавшие за последнее время в поле зрения общественности – мы можем назвать их волнующими и трогательными, – продемонстрировали ужасающее небрежение.., ужасающее, конечно, со стороны наших оппонентов, отнюдь не с нашей.., ужасающее небрежение практическими аспектами политики и воздействием подобных случаев на общественное сознание. Согласны?
– Согласен, – вновь кивнул Дейтц.
– Великолепно! – просиял сенатор Деверо. – А вот теперь мы подошли к пункту четвертому. Очень вероятно, что наш бесталанный министр по делам иммиграции проявит в случае с этим несчастным юношей Анри Дювалем то же самое пагубное неумение, что и в остальных. Во всяком случае, будем надеяться.
Бонар Дейтц ухмыльнулся.
– Поэтому, – сенатор вещал все еще таинственно приглушенным голосом, – поэтому, говорю я вам, давайте мы – оппозиционная партия – выступим в поддержку этого молодого человека. Давайте обратим его дело в общественную проблему и нанесем удар неуступчивому правительству Хаудена. Давайте…
– Я вас понял, – прервал его Бонар Дейтц. – А заодно и наберем немного голосов. Что ж, неплохая идея.
Лидер оппозиции задумчиво разглядывал через стекла очков сенатора Деверо. “Слов нет, – мелькнула у него мысль, – сенатор сильно сдает во многих отношениях, но, если не обращать внимания на его надоедливый микоберизм <Производное от имени персонажа романа Диккенса “Дэвид Копперфильд” Микобера, отличавшегося неунывающим оптимизмом.>, сенатор все еще обладает по-прежнему замечательной политической прозорливостью и хитроумием”. Вслух же Дейтц произнес:
– Меня все же больше заботит утреннее сообщение об этой встрече Хаудена с президентом в Вашингтоне. Говорят, что ее целью будут торговые переговоры, но я-то чувствую, что здесь нечто куда более серьезное. Я подумываю потребовать исчерпывающих разъяснений по поводу того, что они намерены обсуждать.
– Настоятельнейше вас прошу не делать этого, – сенатор Деверо отчаянно затряс головой. – Симпатий общественности нам такой шаг не добавит, а в глазах определенных кругов вы можете показаться просто вечно всем недовольным склочником. Ну, что вам жалко, что Хауден время от времени немного проветрится в увеселительной поездке на казенный счет? Это одна из прерогатив власти. Когда-нибудь сами будете так поступать.
– Если и взаправду для торговых переговоров, – медленно проговорил Бонар Дейтц, – то почему именно в это время? Никаких неотложных проблем не существует; нет ничего нового, что вызывало бы споры и разногласия.
– Совершенно верно! – в голосе сенатора зазвучали триумфальные нотки. – Более подходящего времени – когда в его собственном логове все спокойно – Хаудену и не найти, чтобы заработать пару-другую газетных заголовков крупным шрифтом да попасть на фото в такой почетной компании. Нет, мальчик мой, атака в этом направлении вам ничего не даст. Кроме того, если они собираются обсуждать торговлю, то кого это волнует, помимо нескольких импортеров-экспортеров?
– Меня это волнует, – возразил Бонар Дейтц. – Всех это должно волновать.
– Ах-ах! Между тем, что люди должны делать, и тем, что делают на самом деле, большая разница. Нам приходится думать об обычных, средних избирателях, а средние избиратели не разбираются в международной торговле и, более того, не имеют никакого к этому желания. Их волнует то, что поддается их пониманию, – человеческие проблемы, которые будоражат их чувства, чтобы они могли всплакнуть или посмеяться. Что-нибудь вроде вот этого одинокого юноши Анри Дюваля, который так нуждается в друге. Вы ведь станете ему другом, мальчик мой?
– А что, – задумчиво проговорил Бонар Дейтц, – может быть, в этом что-то есть.
Он помолчал, размышляя. Старик Деверо прав в одном: оппозиции необходим хороший, доходчивый для массового сознания повод, чтобы дать крепкого тумака правительству, поскольку в последнее время такие возможности выпадали слишком редко.
Существовала и еще одна причина. Бонар Дейтц остро осознавал, что и среди сторонников с недавнего времени начала усиливаться критика в его адрес. Слишком он умерен, заявляли они, как лидер оппозиции в своих атаках против правительства. Ладно, здесь, возможно, критики правы: он действительно порой проявлял сдержанность и умеренность, которые, по его мнению, были следствием его способности всегда понять точку зрения оппонента. В политических стычках подобное благоразумие может оказаться помехой.
Но ярко выраженная проблема из области прав человека – если, конечно, этот эпизод вписывается в нее, а, похоже, он вписывается – совершенно другое дело. Тут он может сражаться жестоко, нанося правительству удары в уязвимые и болезненные места, и, возможно, поправить свою репутацию. Что еще более важно: схватка такого рода обязательно захватит внимание и вызовет одобрение прессы и публики.
Но поможет ли это его партии на следующих выборах? Они станут подлинным испытанием, прежде всего для него самого. Он вспомнил вопрос, который сегодня днем ему задал юноша-американец. “И как вы думаете, вам это когда-нибудь удастся?” Правдивый ответ на него заключался в том, что все решит следующая избирательная кампания. Бонар Дейтц уже возглавлял оппозицию в ходе одних выборов, которые закончились для нее поражением. Новое ощутимое поражение будет означать конец его пребыванию в лидерах и его амбициям стать премьер-министром.
Так выгодно ли ему ввязываться в бой, как предлагает сенатор? “Да, – решил он, – вероятнее всего, выгодно”.
– Благодарю, сенатор, – произнес вслух Бонар Дейтц. – Весьма ценное предложение. Если только есть шанс, мы раздуем из инцидента с этим Дювалем целую проблему; к тому же одновременно мы можем поднять множество других неприятных вопросов, связанных с иммиграцией.
– Вот теперь вы дело говорите. – расцвел сенатор.
– Придется подумать о кое-каких мерах предосторожности, – предупредил Дейтц. Он оглядел гостиную, убеждаясь, что его никто не услышит. – Мы должны быть уверены, что этот малый в Ванкувере на самом деле тот, за кого себя выдает, и что у него действительно неплохая репутация. Это, надеюсь, ясно?
– Естественно, мальчик мой, естественно.
– С чего, по-вашему, следует начать?
– В первую очередь нужно найти этому молодому человеку адвоката. Этим завтра в Ванкувере я займусь сам. Затем мы предпримем ряд юридических шагов, которые, будем надеяться, иммиграционное ведомство встретит со своим обычным и губительным бессердечием. А потом… Все остальное за вами.
Лидер оппозиции кивнул в знак согласия.
– Что ж, пока все звучит логично. Хотя по поводу адвоката есть одно соображение.
– Я найду подходящего человека – такого, чтобы мы могли на него положиться. Будьте уверены.
– Лучше всего, чтобы адвокат не принадлежал к нашей партии, – Бонар Дейтц медленно ронял слова, словно размышляя вслух. – В таком случае, когда мы выйдем на сцену, не будет столь очевидно, что все это подстроено. Вообще говоря, желательно, чтобы адвокат не принадлежал ни к какой партии.