– Знаю я, что они предлагают… Весьма, кстати, типичный случай, – не унимался вспыливший Хауден. – Газеты уже не довольствуются тем, что сообщают о новостях. Теперь они хотят делать их сами.
– Но вы согласились…
– Сам знаю прекрасно, что согласился! Слушайте, почему вы постоянно твердите и твердите то, что я давным-давно знаю, а?
– Потому что я не был уверен, что вы помните, – ничуть не изменившись в лице, бесстрастно ответствовал Эллиот Прауз.
И Хауден засомневался, на самом ли деле его помощник настолько уж совершенно лишен чувства юмора, как казалось на первый взгляд.
Эту просьбу Джеймсу Хаудену передали вчера в Калгари после того, как ванкуверская “Пост” опубликовала статью, где говорилось, что адвокат Мэйтлэнд намерен добиваться встречи с премьер-министром, когда тот прибудет на Западное побережье. Информационные агентства, конечно же, подхватили такую новость и распространили ее по своим каналам.
После обсуждения по телефону они с Брайаном Ричардсоном пришли к единодушному выводу, что ответ на подобную просьбу может быть только однозначным. И вот Мэйтлэнд пришел и ждет.
– Ладно, пришлите его сюда, – угрюмо скомандовал Джеймс Хауден.
* * *
Элан Мэйтлэнд ждал в одной из комнат гостиничных апартаментов, превращенной в приемную, уже три четверти часа, и по прошествии каждых новых нескольких минут его нервозность и нерешительность все возрастали и возрастали. И сейчас, когда его пригласили пройти в гостиную, он уже спрашивал себя, что он вообще здесь делает.
– Доброе утро, – суховато поздоровался премьер-министр. – Мне сказали, что вы хотите меня видеть?
Мэйтлэнд и Хауден оценивающе присматривались друг к другу.
С интересом, быстро взявшим верх над робостью, Элан вглядывался в высокого, слегка сутулившегося человека, утонувшего в удобном, обитом кожей кресле. Тяжелое лицо с орлиным профилем, задумчивые глаза, длинный крючковатый нос – все эти черты были хорошо знакомы по тысячам изображений на газетных страницах и телевизионных экранах. И все же лицо на самом деле оказалось более старым и морщинистым, чем на фотографиях. И очень усталым, что для Элана было совсем уж неожиданным.
– Благодарю, что согласились принять меня, мистер Хауден. Я бы хотел обратиться к вам лично с ходатайством от имени Анри Дюваля.
«Начинающие адвокаты нынче куда моложе, чем в наши дни. – заметил про себя Хауден. – Или это просто так кажется старым адвокатам, которые с каждым днем стареют еще больше? Вот интересно, – мелькнула у Хаудена мысль, – а я сам сорок лет назад казался таким же юным и полным сил, как этот коротко стриженный, атлетически сложенный молодой человек, в нерешительности переминающийся с ноги на ногу?»
– Да вы садитесь, – премьер-министр указал на кресло напротив себя, и Элан послушно уселся на краешек. – Вам придется быть очень кратким, мистер Мэйтлэнд, потому что я могу уделить лишь несколько минут.
– Я так и предполагал, сэр. – Элан все время следил за тем, чтобы его голос звучал достаточно почтительно. – Поэтому решил опустить фактическую сторону дела. Думаю, большинство фактов вы уже слышали.
– Слышал ли я! – Хауден с трудом подавил внезапный приступ истерического хохота. – Силы небесные! Да я неделями, кроме них, ничего больше не слышал.
Элан улыбнулся – мимолетной, но необыкновенно теплой мальчишеской улыбкой. Моментально вновь став серьезным, он начал:
– Однако существует множество обстоятельств, сэр, которые не нашли отражения в фактической стороне дела: ужасающее состояние судна, человек втиснут в отвратительный чулан, который ничем не лучше звериной клетки, человеческое существо лишено свободы и надежды…
– А вам не приходило в голову, мистер Мэйтлэнд, – перебил Элана премьер-министр, – что упомянутое судно не принадлежит Канаде, что некоторые из живописуемых вами условий существовали на нем в течение уже значительного времени и что нашей стране нет до них никакого дела?
– А кому тогда до них есть дело? Сэр, я спрашиваю вас, – глаза Элана разгорелись, вся его первоначальная робость улетучилась без следа, – неужели нам нет никакого дела до тех человеческих существ, что не принадлежат к нашему милому тесному кружку?
– Вот вы говорите о милом тесном кружке, – терпеливо и снисходительно ответил Джеймс Хауден. – А вам известно, что показатели Канады в области иммиграции одни из лучших в мире?
Элан порывисто подался вперед.
– Но и конкурентов у нас здесь не так уж много, не так ли?
"Вот это он меня приложил, – подумал Хауден, – прямо на обе лопатки”. А вслух резко произнес:
– К данному делу это не имеет отношения. Существуют законы и правила, и, если мы хотим, чтобы они имели какой-то смысл, их необходимо соблюдать.
– Но некоторые из этих законов весьма условны и деспотичны, – возразил Элан, – особенно в части прав человека.
– Ну, если вы придерживаетесь подобного мнения, можете вполне легально обратиться в судебные инстанции.
– Ваш шеф иммиграционной службы в Ванкувере считает по-другому. Он сказал мне, что судам нечего вмешиваться в это дело.
– Тем не менее, – язвительно напомнил премьер-министр, – вы все же обращались-таки в суд, но дело свое проиграли.
– Да, мы проиграли. И именно поэтому я здесь, – с беспощадной прямотой признался Элан. Потом на лице его вновь мелькнула та же мальчишеская улыбка. – Пришел вас просить. Умолять. Если нужно, встану на колени.
– Не нужно, – улыбнулся ему в ответ Хауден. – Мне бы этого не хотелось.
– Позвольте рассказать вам, сэр, немного об Анри Дювале. – Элан решил, что, если уж ему отведено так мало времени, надо использовать его с максимальной пользой. – Это славный человечек, крепкий и усердный работник. Я убежден, что он станет достойным гражданином. Он, правда, плохо говорит по-английски, у него нет образования…
– Мистер Мэйтлэнд, – решительно и твердо прервал его премьер-министр, – причина, по которой этому человеку не может быть разрешен въезд в Канаду, очень проста. Мир полон людей, которые на первый взгляд заслуживают помощи и содействия. Но в оказании подобной помощи должен же быть какой-то порядок, какая-то программа, какой-то план действий. Именно поэтому у нас и существует закон об иммиграции…
А кроме того, упрямо подумал Хауден про себя, он не дрогнет перед этой нелепой и несоразмерной существу дела шумихой, поднятой взбудораженной публикой. Унижение в аэропорту Оттавы все еще больно ранило его душу. И даже если бы он решился игнорировать угрозу со стороны Харви Уоррендера, уступка сейчас стала бы смехотворным проявлением слабости. Принимаемые им в качестве премьер-министра решения становятся достоянием гласности и известны всем, и с этим нельзя не считаться.
– Анри Дюваль в Ванкувере, сэр. Не в Венгрии, не в Эфиопии, не в Китае, – продолжал убеждать премьер-министра Элан Мэйтлэнд. И с горечью добавил: