Поэтическое поколение Дениса Новикова приказало всем нам долго жить. И может быть, – все-таки что-нибудь сделать для того, чтобы самая читающая женские детективы страна снова научилась видеть и слышать. Даже – когда-нибудь – поэзию.
Денису Новикову
1
Не хотел быть старше
тридцати семи.
О почтенном стаже
на воздухе, с людьми
и не мыслил даже –
мол, новеньким прими…
2
Остаться непрочитанной строкою?..
Придется сделать что-нибудь такое,
чтобы хоть строчку знали наизусть,
а если две – кто возражает? – пусть.
Для этого не жалко и разбиться
в лепешку – если ты самоубийца,
то, стало быть, недюжинный поэт
и все свершил – погиб во цвете лет.
Претензии, предъявленные миру,
теперь оправданны, и можно лиру
из пальцев выпустить. Закончен труд.
А что упало, точно подберут.
Они выбрали мертвую петлю: О поколении NEXT
Утилитарное назначение поэзии – сохранение вида. Потому что поэт – инструмент языка своего народа и прибор для постоянного уточнения человеческих ценностей. Почему же многие поэты кончают с собой? Или если что-то мешает исполнению назначения, ценность собственной жизни кажется пренебрежимо малой?
Последние три десятилетия в России установился климат, противопоказанный поэзии. В этом климате бурно растет совсем другая флора: развесистая клюква шоу-бизнеса и телесериалов, сорняки рекламы и постмодернистской псевдопрозы, ядовито-яркий пустоцвет «женских романов», мистических «ужастиков» и фэнтези.
Не так невинна вся эта развлекательно-продажная мишура – она перекрывает кислород настоящему. Как те же сорняки заслоняют солнце и вытягивают из земли соки, необходимые культурным растениям.
Те, кто был к началу 90-х постарше, оказались устойчивее к такому климату (можно провести примитивную аналогию с саженцами и уже принявшимися, более или менее крепкими деревьями). К тому же у нас – и это очень важно – были старшие, те, кого мы старшими считали (а тут уже можно сравнить относительную защищенность дерева в лесу с полной беззащитностью одинокого деревца в диком поле). И именно на нас, кажется, связь поколений (и времен) прервалась.
Мы сами, пятидесяти-шестидесятилетние, для этих ребят старшими не стали. Сергей, Борис и кто-то еще, неведомый, простите!
…Бориса Рыжего я не знал – прочитал его стихи уже после того, как он получил «Антибукера». Казалось бы, вот литературная премия – значит, гарантированное внимание к молодому поэту, раннее признание и поддержка литпредшественников. Но, как выяснилось, этого оказалось далеко не достаточно.
Все нынешние премии – увы, только симулякры нормального литературного процесса. Ни читателей, ни даже заинтересованного отношения цеха (за отсутствием такового) они не дают.
…Сергея Золотуского я знал много лет. Публиковал его стихи в «Огоньке» времен перестройки и гласности. Не раз разговаривал – чаще по телефону. Наверное, недостаточно существенными и слишком торопливыми были эти разговоры. Во всяком случае, в последние свои минуты его рука не потянулась к телефону набрать мой номер…
Даже естественное желание увидеть изданной свою уже подготовленную и смакетированную книгу не удержало Сергея.
Борис Рыжий, Сергей Золотуский да, безусловно, Денис Новиков – они и были неформальными лидерами поколения NEXT, а значит, надеждой современной русской поэзии. Потому что не занимались эпатажем, не следовали моде писать «под Бродского», не силились казаться сложнее (как многие из постмодернистов) или проще (как концептуалисты) себя. У каждого – своя интонация, своя непридуманная боль, движущая сила настоящих стихов.
Конечно, надеюсь, есть еще кто-то из этого поколения. Заходят же в редакции и на поэтические вечера странные молодые люди. Некоторые – не без способностей.
За всех – страшно.
Что-то подобное происходило в Америке сороковых лет прошлого века. Об этом писал Генри Миллер:
«Большинство одаренных молодых людей, попадавшихся мне в этой стране, производили впечатление слегка тронутых. А что ж вы хотите? Они… жили с фанатиками жратвы и выпивки, продавцами успехов, изобретателями технических финтифлюшек, гончими из рекламных свор. …Кто, кроме горстки отчаянных душ, сможет распознать произведение искусства?..
“Отправляйтесь на Запад, юноша!” – так говорили когда-то. Сегодня нам приходится говорить: “Застрелитесь, юноша, здесь вам не на что надеяться”.
Я знал кое-кого, кто сумел выстоять и добраться до вершины… правильнее сказать, под купол дешевого цирка».
Ловлю себя на том, что и у меня иногда возникает малодушное желание залезть в этот самый дешевый цирк – под этот самый купол (он же – потолок). Но все-таки не для того, чтобы изобразить свое сальто-мортале и сорвать аплодисменты. Нет – чтобы сдернуть оттуда балаганных литературных циркачей, пошлыми трюками отвлекающих внимание невзыскательной публики от настоящих артистов, которые исполняют свои смертельные номера под открытым небом.
Не для случайных зевак, конечно, – для самих себя и Кого-то, Кто, может быть, смотрит на весь наш цирк с другой стороны небесного купола.
Вместо молитвы: О несобранной книге стихов Анны Саед-Шах
Мы с Анечкой (так почему-то называли ее все, она сама удивлялась) много лет собирались составить стихотворную книжку на двоих. Такой лирический диалог, состоящий из стихов или посвященных друг другу, или написанных друг о друге. Еще должны были там быть произведения, созданные совместно, – в основном иронические.
Эту книгу даже не надо было писать – только собрать то, что накопилось за многие годы жизни вместе. Вот так и прособирались…
Анечка стала самой страшной моей потерей, а была счастьем. Ушла внезапно, мгновенно. Она хотела еще многое сделать – и в прозе, и в кино. Ну а стихи у нее, как у истинного поэта, писались сами. Причем – накатами, по нескольку стихотворений одновременно.
О ней писали Евтушенко, Самойлов, Лиснянская, Рейн, Рассадин. Станислав Борисович, в частности, говорил о ее «высоком уровне нравственных претензий».
А что прежде всего приходит в голову мне, когда я думаю о ее стихах? Анин голос узнаваем, ни на чей не похож. Переводами готовых смыслов она никогда не занималась. Стихи для нее были главным инструментом самосознания и мирочувствования…
Но писать об Анечке, ее стихах и прозе сколько-нибудь внятно я пока не в состоянии. Когда смогу, не знаю. Поэтому просто процитирую ее стихотворение, которым могла бы завершаться наша общая с ней книга-диалог.