Вот вам и корни общественной и политической активности Вячеслава Всеволодовича. Он отнюдь не был божьим одуванчиком, занимавшимся наукой для науки, поэзией для поэзии. Потому и оказался народным депутатом в знаменитом «горбачевском» Верховном совете и, конечно, членом Межрегиональной группы вместе с Сахаровым, Афанасьевым и др., со многими – в частности с Сахаровым – дружил. И до последних лет жизни давал резкие оценки многим действиям власти. Ничего не боясь. Хотя, конечно, да, он был некоторым образом защищен своей всемирной известностью, своими многочисленными титулами и званиями. Другое дело – наших сатрапов это нынче не останавливает.
А титулы, звания и сферы деятельности, наверно, все же надо вкратце перечислить.
Итак, ху из Иванов? Лингвист, переводчик, семиотик, антрополог, литературовед, поэт, мемуарист. Как вам такой набор?
А по званиям и должностям… Доктор филологических наук (1978), академик РАН по Отделению историко-филологических наук (2000). Директор Института мировой культуры МГУ и Русской антропологической школы РГГУ. Профессор Отдела славянских и восточноевропейских языков и литератур Калифорнийского университета. Иностранный член Американского лингвистического общества (1968), Британской академии (1977), Американской академии искусств и наук (1993), Американского философского общества (1994); действительный член РАЕН (1991).
К этому умопомрачительному списку надо добавить еще один сногсшибательный факт: Кома знал более ста языков, сам (в отличие от языков) точную цифру не помнил.
Как-то у нас с ним зашел разговор о российских народах Севера и об алеутах. В какой-то момент меня точно муха укусила: подумал, что сейчас-то я наконец выйду на самую границу его знания с незнанием. И вот я коварно спросил: «Ну уж алеутского-то языка вы, небось, не знаете?» Вячеслав Всеволодович стеснительно потупился и ответил, что только что сдал в издательство составленный им англо-алеутский словарь. А я вспомнил шукшинский рассказ «Срезал».
Да, он был нашим последним после смерти Сергея Аверинцева энциклопедистом. Разве что где-то сейчас растет прикованный к постели мальчик и запоем читает умные книжки…
Но замечателен не только уникальный мыслительный аппарат Комы Иванова. Замечательна щедрость его души и аристократическое чувство равенства со всеми живущими. Душевная скупость – вещь неэффективная, по-настоящему умные люди это не только понимают, но и чувствуют.
К Коме не зарастала народная тропа, финишным отрезком которой была улочка Павленко. Приходили коллеги, аспиранты, студенты, поэты, просто поклонники. Всех он принимал и уделял каждому максимум возможного времени. Сначала в своем кабинете, потом во время прогулки.
А еще был такой грандиозный переделкинский праздник: день рождения Вячеслава Всеволодовича – 21 августа (род. в 1929 г.). В этот день на его даче, вернее в основном на поляне перед домом собиралась чуть ли не вся интеллектуальная и художественная элита страны и кто-то из иностранцев (хотя и продвинутые студенты-аспиранты тоже были). Среди постоянных гостей помню коллегу Комы лингвиста Андрея Зализняка, физика и популяризатора науки Сергея Капицу, математика Владимира Успенского, писателя Фазиля Искандера, поэтов Андрея Вознесенского, Инну Лиснянскую и Олега Чухонцева, режиссера Вадима Абдрашитова, литературоведа Дмитрия Бака, философа и литературоведа Юрия Карякина, литературоведа и общественного деятеля Мариетту Чудакову и многочисленных вдов знаменитых мужей…
А намного раньше постоянным гостем на днях рождения маленького Комы был Корней Чуковский.
Вот что рассказывал об этом сам Вячеслав Всеволодович:
«Я уже встал с коляски и учился ходить. Но не мог сидеть. Чуковский был моим первым взрослым другом, у которого были взаимоотношения не только с родителями, но и со мной. Он, между прочим, был моим первым учителем английского. Правда, я уже знал французский. Самое удивительное, что он при мне совершенно не стеснялся ругать советскую власть, почему-то доверяя моему здравому смыслу. Ему явно нужен был собеседник.
Он приходил ко мне на все дни рождения. Подарка не дарил – приносил вексель, где писал: “Я, К. И. Чуковский, обязуюсь, что Коме Иванову через столько-то лет подарю нечто”…»
Но, кроме дружбы, дед Корней так ничего умному мальчику и не подарил.
А вот что говорил Кома о своей дружбе с Пастернаком:
«Пастернак вначале, я думаю, был сентиментально расположен ко мне из-за того, что у него тоже была история с ногой и он лежал в гипсе с двенадцати лет. И когда он увидел меня лежащего, у него, скорее всего, возникли какие-то ассоциации с собственным детством. Потом выяснилось, что я люблю и хорошо знаю его стихи. Потом он полюбил со мной разговаривать. Пастернак часто говорил, что привык произносить монологи, Он вообще почти не нуждался в диалогическом общении». (Кстати, в 1958 году Иванов был уволен из МГУ за несогласие с официальной оценкой романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго» и за поддержку взглядов Романа Якобсона. Решение об увольнении было официально отменено как ошибочное только в 1988 году.)
А вот сам Вячеслав Всеволодович в диалогическом общении нуждался. И мы нуждаемся в диалоге с ним. И слава богу, остались многочисленные аудио– и видеозаписи интервью с Ивановым. Они хоть в какой-то степени компенсируют понижение интеллектуального уровня России, которое случилось после смерти (7 октября 2017 г.) этого уникального человека.
У нее даже в имени два «ах»: О Белле Ахмадулиной
Год 1937-й давно стал для нас символом абсолютного зла: «враги народа», доносы, черные «маруси», ночные аресты, лагеря, расстрелы… Хотя последующие годы были не лучше, да и не в 37-м все началось. И все-таки именно эта цифра стала в России символической. Может, еще и потому, что в другой 37-й (тысяча восемьсот) погиб Пушкин. (А спустя сто лет убивали уже «коллективного Пушкина».)
Но все же –
…средь всех затей,
любой наш год – утешен, обнадежен
неистовым рождением детей,
мельканьем ножек,
пестротой одежек.
И в их великий и всемирный рев,
захлёбом насыщая древний голод,
гортань прорезав чистым острием,
вонзился мой, ожегший губы голос!..
Это Белла Ахмадулина, «Моя родословная». И оттуда же:
Уж выход мой!
Мурашками, спиной
предчувствую прыжок свой на арену.
Уже объявлен год
тридцать седьмой.
Сейчас, сейчас – дадут звонок к апрелю.
Так что и 1937-й был «утешен, обнадежен», если говорить о русской поэзии, рождением Беллы Ахмадулиной.
В своей книге «Голос из арьергарда» Станислав Рассадин, кроме всего наипрочего (передразниваю его стиль), пишет о проблеме отношения лица и искусства у поэтов ХХ века: