Инора Веньевр уверенно шла по дорожке, изредка комментируя изменения, произошедшие в академии с ее последнего посещения. Изменилось немногое: пропала скамейка, на которой она сидела с папой Люсиль, да вырос дуб, на котором инора оттачивала некоторые заклинания, направленные на растения. Дуб казался тысячелетним: могучий, с густой кроной и крупными листьями. Не знаю, что с ним вытворяла мама подруги, но ее усилия точно не пропали.
— Корали! Богиня, глазам своим не верю, Корали.
Застывший на дорожке перед нами мужчина точно обращался ко мне, но видела я его впервые. Я, но не инора Веньевр.
— Кристоф, это Николь, — довольно мягко сказала она. — Николь, а не Корали.
— Корали — моя мама, инор, — сказала я, с любопытством глядя на того, кто ее, несомненно, знал. И, судя по потрясенному виду, не просто знал, а очень близко. — Многие говорят, что я на нее похожа.
— А я твой отец, Николь. Я Кристоф Бовьен.
Прозвучало это так, словно он гордился собственным именем. Еще бы — больше ему гордиться точно нечем. Потерянный взгляд, улыбка, то появлявшаяся, то пропадающая, словно инор сомневался, продолжить разговор или уйти.
— У меня нет отца, — резко ответила я. — Он умер, инор Бовьен.
Слова слетели с губ сами, хотя раньше я представляла нашу встречу совсем не так. Мы оба плакали, и я его прощала. Но сейчас — сейчас в груди бушевала только злость на этого инора, который считался моим отцом лишь формально. И никаких проблесков родственной близости, которая согревала при общении с дедушкой, не говоря уж о семье сестры мамы, где я прожила столько лет и где меня по-настоящему любили. Этот же инор казался чужим. Абсолютно, окончательно и бесповоротно. Даже в его лице я не находила ничего близкого и родного. Похоже, он тоже не находил ко мне отцовских чувств. Первое потрясение от встречи с копией любимой женщины прошло, и теперь он смотрел с отстраненным интересом, не пытаясь подойти ближе и обнять. Впрочем, я бы этого и не позволила.
— Разумеется, ты обижена, — кивнул он. — И я понимаю твою обиду. Но не стоит меня заранее хоронить. Мы еще подружимся, Николь. Тебе не удастся вычеркнуть меня из своей жизни.
— Почему? Вам же удалось, инор Бовьен, — холодно ответила я. — Всего хорошего. У нас, знаете ли, дела, не хотелось бы отвлекаться на посторонних.
Я брезгливо его обогнула. Он не попытался меня задержать, так и остался стоять. Люсиль ухватила меня за руку и пожала, а вскоре нас догнала и ее мама, которая сказала с некоторым сочувствием:
— Всегда удивлялась, почему Корали за него вышла. Она красавица и с Даром, а он — ничем не примечательный инор, разве что влюблен был до потери себя. Но мне казалось, что она не отвечала ему взаимностью.
— А что он вообще здесь делал? — внезапно спросила Люси. — Если у него нет Дара, что он забыл в академии?
— Скорее всего, узнал, что Николь будет здесь, и захотел ее увидеть.
Я усмехнулась.
— Не помню, чтобы его хоть как-то волновала моя судьба. Скорее всего, встреча случайна. Он принял меня за маму.
Кривая улыбка Бовьена, осознавшего ошибку, встала перед глазами. Как-то совсем не таким представляла я отца. Но Богиня с ним, он остался в прошлом, когда я плакала и хотела хотя бы раз увидеть папу. Вот, увидела, и что теперь?
— Может, не стоит с ним так резко? — неуверенно спросила инора Веньевр. — Хотя мне сложно понять, как можно отказаться от своего ребенка, но Кристоф после смерти твоей мамы был совсем плох и вряд ли адекватно воспринимал происходящее.
— Я не хочу ничего знать про инора Бовьена. После смерти моей мамы у него было достаточно времени вспомнить, что у него есть дочь. И я не хочу про него говорить. Простите, инора Веньевр.
— Твое право, — согласилась она.
И вновь как ни в чем не бывало защебетала об изменениях, случившихся после ее выпуска. Слушала я вполуха, стараясь забыть о неприятной встрече, но это никак не получалось. Странная она была какая-то, и совершенно неправильная. Словно этот инор считал виноватой меня, а не себя. И почему-то было очень сложно представить, что мама — та, которая возникла в моих мечтах из рассказов дяди, тети, бабушки и ее горничных, — что та Корали была влюблена в Бовьена настолько, что вышла замуж именно за него. Если бы не мама Люсиль, которая его прекрасно знала, я бы даже засомневалась, что именно этот инор мой отец. Но сомнениям места не было, и теперь я испытывала разочарование и горечь. Столько лет ждать встречи, и вот…
Я помотала головой. Ко всем оркам этого Бовьена! Мне нет до него никакого дела. Он мне никто, и у меня сейчас обязательства совсем перед другими людьми. И призраком. Уж он-то точно не забудет ни одного обязательства — перед ним, разумеется.
Заселение в общежитие прошло бы буднично, если бы не Франциск. Очереди к коменданту, полному розовощекому инору Жильберу Брассо, почти не было, и призрак успел вернуться как раз к тому времени, когда мы зашли в кабинет.
— Уф, огонек, давно я так не развлекался! — раздалось над ухом столь громко и радостно, что я вздрогнула. — Твоего Антуана пришлось успокаивать преподавателям. Он так забавно свалился на пол, словно из него вытащили все кости, и задрыгал ногами, как в припадке. Не знаю, придет ли в себя до вечера. Все-таки пропускать дуэль по несерьезной причине недостойно, а причину отходняка от заклинания против нарушителей никто серьезной не посчитает.
Хоть Франциск меня и напугал, все же я обрадовалась, что с ним ничего не случилось и единственная причина его задержки — интересное зрелище, коих он был полностью лишен в монастыре. Да и в доме дедушки многие призрачные развлечения оказались под запретом. Бедный, бедный Франциск!
— Вы хотите заселить девочек вместе? — тем временем уточнял комендант у мамы Люсиль.
— Да, и на этаж поспокойнее. У вас же есть двухместные?
— У меня предписание селить первый курс по четыре. Почему я должен делать для них исключение?
Инора Веньевр заговорила о том, что мы скромные домашние девочки, которые никак не могут жить в стесненных условиях и непонятно с кем. «Вы же понимаете, воспитание некоторых особ оставляет желать лучшего!» Не уверена, что комендант прислушался бы к ее доводам, не будь они дополнены приятно звякнувшим дедушкиным бархатным кошельком. Инор Брассо растянул горловину, заглянул внутрь и вполне удовлетворился увиденным.
— Есть двухместные, как не быть, — благодушно согласился он, засовывая кошелек в карман. — Действительно, разве могут такие милые девочки ютиться в тесноте?
Он развернул листы пергамента с планами этажей и стал их внимательно просматривать. Хотя что там было изучать? Даже мне понятно, что красные помещения заняты, а те, которые подсвечены зеленым, свободны полностью или частично. Двухместных комнат было немного, и почти все оказались заняты.