Горькие травы - читать онлайн книгу. Автор: Кира Козинаки cтр.№ 53

Я опускаю глаза, ловлю рукой лист стоящего на столе фикуса и начинаю водить по нему пальцами.

Никита был поздним ребёнком, и когда он дорос до возраста мужчины, его родители заметно сдали по здоровью. Они жили в деревне, особых финансовых проблем не имели, но молодой рабочей силы им не хватало, и мы регулярно ездили к ним на разбитом автобусе, чтобы помочь то тут, то там. Я никогда не была против, всё прекрасно понимала про сыновний долг, вставала рано утром по субботам, заваривала чай в термосе и делала бутерброды в дорогу. Это было важно для Никиты. А значит, было важно и для меня. Пусть и очень хотелось пропустить разок и рвануть на выходные в Питер.

— Да прекрати ты наглаживать цветок, Ась! — Голос Никиты вырывает меня из размышлений, и я поспешно одёргиваю руку. — Мне порой кажется, что этот фикус для тебя важнее, чем я.

— Нет, конечно. Прости.

Мы сидим какое-то время в тишине, я разглядываю узоры на скатерти и думаю о том, что поддержать эту Сонькину идею с Питером было слишком эгоистично с моей стороны. У нас и денег-то лишних не так чтобы много. И родители.

— Булочка, — говорит Никита ласково, встаёт из-за стола, подходит ко мне и тянет в свои объятия. Я послушно поднимаюсь с табуретки и прижимаюсь к нему, всё ещё отводя взгляд. — Ну не расстраивайся. Хорошо?

Он берёт меня пальцами за подбородок и поворачивает лицо к себе, заставляя поднять глаза. Улыбается. Целует в нос. Я робко улыбаюсь в ответ. Прижимает крепче и раскачивает немного, как глупенького несмышлёныша.

— Мы обязательно поедем с тобой в Питер, — говорит. — Но позже. И не на два дня, что ты там успеешь посмотреть за два дня? У меня будет отпуск зимой, и мы поедем на неделю, договорились? Чтобы тебя затошнило от музеев.

Глубоко вздыхаю и киваю. Да, он прав. Конечно, прав. И его план мне даже нравится больше.

— Я… пойду напишу Соньке, что мы не поедем.

Никита целует меня в губы. Потом ещё раз. И только потом выпускает из объятий.

— Я тебя люблю, — говорит он. — А ещё ты обещала оладушки.

— Будут, — киваю я и иду в комнату.

Вывожу компьютер из спящего режима и на странице с диалогами вконтакте вижу новое сообщение от неизвестного отправителя. На аватарке женщина средних лет, некая Лариса Харитонова. Имя мне ни о чём не говорит. Пробегаю глазами по тексту, хмурюсь и читаю ещё раз, вдумчиво.

С трудом продираясь через эмоциональные многоточия и заборы восклицательных знаков, понимаю, что эта Лариса — женщина отца. Та, которая появилась у него несколько лет назад. И сейчас она пишет мне, что я плохая дочь, сука и неблагодарная тварь.

А ещё, что мой отец скончался.

И оставил мне в наследство квартиру.

* * *

В Петербурге волшебно. Немного пасмурно, немного депрессивно, но всё равно волшебно. И двух дней вполне достаточно, чтобы выполнить туристический минимум.

Пройтись пешком по Невскому от Московского вокзала до Дворцовой площади. Отстоять очередь в Эрмитаж, взять бесплатный буклет со схемой этажей, выбрать один зал наугад и провести в нём час или даже два, тщательно рассматривая все экспонаты. Выглянуть через мутное от непогод окно на Неву. Оставить музейные реликвии на следующий раз, снова выбежать на улицу, остановиться на середине Троицкого моста и глазеть на чёрные воды, поедая пышку. Кидать десятикопеечные монеты на постамент у скульптурки зайца Арсения на Заячьем острове, загадывая одно и то же желание раз за разом. На секунду присесть на массивные ступени здания биржи, отойти подальше и сравнивать вид с рисунком на пятидесятирублёвой купюре. Рассматривать следы от артиллерийских снарядов на колоннах Исаакиевского собора, зайти внутрь и зачарованно любоваться тысячей оттенков мрамора и смальты, подняться на колоннаду и расплакаться, потому что после долгих часов мерзкого мелкого дождя вдруг рассеялись тучи и небо разрезали кроваво-розовые полосы заката. Перебежать дорогу в неположенном месте на узкой улочке в центре, зайти во двор-колодец и задрать голову наверх, оборачиваясь на крики ширококрылых северных чаек. Поужинать шавермой, попинать носком ботинка поребрик, попытаться найти парадную с открытым выходом на крышу. Накупить открыток с рисованными котиками в книжном. Выпить бокал вина в баре на Думской. Приложить ладонь к стене дома и осознать, что когда-то здесь был подпольный литературный клуб или квартира какого-нибудь Достоевского. Отморозить пальцы, промочить ноги и сжечь нос под палящим всего два часа декабрьским солнцем. Влюбиться без памяти — в город.

Жаль только, что я всего этого не испытывала. Потому что никогда не была в Петербурге.

И сейчас, сидя в темноте машины Петра около собственного подъезда, мне очень хочется принять его приглашение. Мне хочется поехать с ним в Питер, хочется гулять, дышать и захлёбываться впечатлениями. Хочется встречаться у какого-нибудь позеленевшего от беспощадных ветров памятника, когда Пётр закончит свои командировочные дела, а я нагуляюсь до ломоты в ногах. Хочется сплетать свои пальцы с его, как мы только что это делали, и рассказывать всё, что я увидела за день. Хочется спрашивать, чем мы теперь займёмся вместе, потому что до утра или до поезда, или до самолёта, или до возвращения в реальность ещё так много времени.

Но я, конечно, никуда не поеду.

Почему — очевидно. И я отказываюсь портить момент пошлыми выяснениями отношений, разборками, кто жена, кто любовница, а кто подлый врун. Поэтому с трудом отрываю взгляд от красивого даже в усталости и напряжении лица Петра, неожиданно какого-то родного, выхожу из машины, аккуратно закрываю за собой дверь, взбираюсь по ступеням, ввожу код домофона и захожу в подъезд. Не оборачиваясь.

В тесной кабине лифта, поднимающего меня на седьмой этаж, слишком светло для моей обугленной души, и я непроизвольно прикрываю глаза, устало опускаю плечи, прислоняюсь лбом к холодному рекламному щиту с объявлениями на стене.

И принимаю взрослое решение покончить со всем этим.

Пора.

Да, мне нравилось, что Петра в моей жизни опять стало много. Нравилось, что мы снова общались — больше и чаще, обмениваясь лишь нам понятыми цитатами, вытаскивая тонкие ниточки былых воспоминаний из общего кокона, щекоча нервы неоднозначностью наших отношений. Но заигрались. Зашли слишком далеко — туда, где в конечном итоге станет больно всем. Когда-то это надо будет прекратить. Например, сейчас.

Раздеваюсь, встаю под душ и долго тру жёсткой кактусовой мочалкой шею в том месте, где ещё час назад лежала его ладонь. Забираюсь под одеяло и усиленно пытаюсь уснуть. Но лишь кручусь на месте, скатывая простыню в трубочку, взбивая подушки в бесформенные бугры, путая волосы в колтуны. Кожа горит, но мне холодно, а одеяло кажется слишком тяжёлым, постельное бельё — слишком грубым, кровать — слишком широкой, слишком пустой, слишком чужой и одинокой. И даже плей-лист с АСМР-видео, проверенное средство от бессонницы, не помогает, лишь заставляет ещё больше ворочаться и время от времени шумно вздыхать.