Горькие травы - читать онлайн книгу. Автор: Кира Козинаки cтр.№ 22

— Жила. Раньше. Потом уехала в Воронеж к родителям. И да, в коробках её вещи, которые я действительно обещал отправить ей после праздников. Я не думал, что она вернётся.

— Вот вернулась. Что будешь делать?

Пауза длится так долго, что я в отчаянии присаживаюсь на ледяную ступеньку и слушаю его дыхание в трубке. Я догадываюсь, что ответ мне не понравится, иначе он давно бы уже его озвучил, убедил, успокоил, забрал бы меня себе.

— Я не знаю, — наконец отвечает Пётр.

И это как тысяча ножей по коже. Во рту образовывается горечь, и я прикрываю губы ладонью, чтобы ненароком не всхлипнуть. Или не закричать.

— Ась?

— Да, я слышу. Я поняла.

— Ась, — говорит на выдохе. — Не клади трубку.

— Ты… ты там сначала разберись как-нибудь самостоятельно, что ты на самом деле хочешь, ладно? А потом, если в этом ещё будет необходимость, можешь позвонить мне.

Сбрасываю звонок и закрываю глаза.

Сначала, повинуясь какому-то инстинкту самосохранения, я убеждаю себя, что Пётр позвонит вечером. Вернётся домой, серьёзно поговорит с Варей, отправит её обратно в Воронеж, а потом обязательно мне позвонит. Я кладу телефон на край раковины, когда иду в душ, смотрю на его тёмный безжизненный экран, когда бесцельно перемешиваю ложкой йогурт в банке. Бесконечное число раз проверяю, не разрядилась ли батарея и не включила ли я случайно беззвучный режим. Засыпаю на подушках, ещё пахнущих кожей Петра, сжав мобильник в ладони на случай, если он позвонит среди ночи.

Сплю отвратительно, едва проваливаюсь в хрупкое забытьё, но тут же распахиваю зудящие веки, слеплю комнату светом телефона и проверяю, нет ли пропущенных звонков или сообщений. Весь следующий день провожу в кровати. Вью гнёзда в одеяле, задумчиво отрываю кусочки кожи с обожжённой ладони, рассматривая, как в крошечных ранках собирается кровь в крупные блестящие капли. Слушаю, как этажом выше носится по квартире Вероника. Сверлю взглядом то место на тумбочке, где лежали его часы.

В какой-то момент осознаю, что у меня нет ни одной его фотографии, почему-то даже не возникло мысли сделать пару снимков на память, на потом, на сейчас. А ещё я не знаю ни его фамилии, ни сколько ему лет, ни где родился, где учился, кем работает. Всё то, чем обычно делятся на первом свидании, которого у нас никогда не было. Злосчастный кокон и вправду отгородил нас от внешнего мира. Я знаю, что Пётр неплохо играет на гитаре, терпеть не может курятину и покорил как минимум три горные вершины. Знаю, какие книги он читает, какой кофе любит, какие слова хрипит мне в ухо в моменты наслаждения. Как забавно чихает в локоть, словно дэбит, и какая его кожа на вкус. Остальное тогда казалось неважным, а сейчас без этого базового остального я даже не могу найти его в интернете.

Я пытаюсь ненавидеть Варю — просто потому, что она существует. Потому, что красивая. Потому, что Петру она подходит куда больше, чем я. Пытаюсь, выстраивая в голове длинные и последовательные схемы, обвинить её в том, почему Пётр ещё не позвонил. И жду, по-прежнему жду, хотя с каждой минутой это становится всё более глупым и бессмысленным.

Проходит ещё несколько долгих бесформенных ночей — а на самом деле, всего одна, — когда в тишину квартиры врывается громкая трель. Я даже не сразу понимаю, что это, ведь телефон рядом с подушкой по-прежнему молчит чёрным экраном. Но потом соображаю: домофон. Звонят в домофон. Подскакиваю так резко, что кружится голова, и несусь в прихожую, хватаясь за стены, нажимаю на кнопку, распахиваю дверь. Плевать, что он забыл код. Плевать, что он приехал лишь три дня спустя. Плевать, как я сейчас выгляжу и что на мне надето. Главное, он пришёл, он наконец-то пришёл ко мне.

Только из лифта выходит не мой греческий бог, и лестничная клетка не наполняется ароматом дубов и мёда, последние молекулы которого я все эти дни собирала со своего постельного белья. Это совершенно другой человек — чужой, незнакомый парень в синем рабочем комбинезоне и с ящиком инструментов в руке.

— Доброе утро, — вежливо улыбается он. — Я Артём, мастер по ремонту стиральных машин. По вашей заявке.

На плечи внезапно наваливается такая свинцовая усталость, что руки плетями повисают вдоль тела. Отступаю в сторону, пропускаю его в квартиру и отрешённо наблюдаю, как он ловко надевает бахилы и скрывается со своим чемоданом в ванной. Совершенно не отложилось в памяти, когда я оставляла заявку, внутри вообще какая-то пугающая пустота, и я опускаюсь на пуф в прихожей, чтобы не рухнуть на пол прямо здесь.

И следующие полчаса бесцельно пересчитываю спицы в колесе велосипеда. Сначала по часовой стрелке, потом против, потом снова по часовой, но результаты ни разу не совпадают. Возвращаюсь в реальность, только когда мастер — совсем не запомнила его имя — протягивает мне старую деталь и акт выполненных работ на подпись, говорит, что в тестовом режиме машина удачно запущена, пытается дать какие-то рекомендации по эксплуатации.

— Да, спасибо, — перебиваю я и кручу головой по сторонам в поисках сумки. — Сколько я вам должна?

— Нисколько, — уверяет меня он. — Всё уже оплачено.

— Оплачено? Как? Когда? Кем?

Мастер сосредоточенно роется в бумажках, пока я зачем-то разглядываю его пальцы. Короткие, крепкие, с грубыми рабочими мозолями. Совсем не такие, как мне нужны. И даже шрам на указательном пальце левой руки не такой, как мне нравится.

— Да, всё верно, — радостно отыскивает он нужную строчку. — Полная предоплата. Имя заказчика — Пётр.

Пётр. Будто ударили по щеке этими мозолистыми руками.

— Я же ничего не перепутал? — с сомнением уточняет мастер.

Тогда, вечером первого января, Пётр обещал что-то там купить и починить машинку, я не вслушивалась, а потом не напоминала, было не до этого. А он запомнил. И обещание выполнил. Пусть не своими руками, но выполнил.

И именно в этот момент, закрывая за мастером дверь, я ясно понимаю, что Пётр не позвонит и не придёт. Он определился. И выбрал не меня. А напоследок благородно выполнил своё обещание.

Хочется упасть, задержать дыхание и умереть. Но вместо этого я возвращаюсь в спальню, рывком стаскиваю с кровати простыню, вытряхиваю подушки из наволочек, а потом в ворохе постельного белья на полу нахожу телефон и пишу сообщение Соньке: «SOS. У меня. Сейчас».

Она прилетает через пятнадцать минут. В заправленной в джинсы ночной сорочке и с одним накрашенным глазом. Я даже не успеваю уточнить, какой сегодня день недели, сколько времени и нужно ли ей на работу, потому что она смотрит на меня, бледную, с впалыми щеками и синяками под глазами, и как-то всё сразу понимает. Говорит, что на всякий случай захватила лекарство от разбитого сердца, пять звёзд. Потом обнимает меня, обещает остаться, и я наконец позволяю себе разрыдаться.

Мы долго сидим на кухне. Я выкладываю Соньке все подробности последних дней, которые ещё недавно казались мне слишком сложными и, главное, личными, чтобы делиться ими с кем бы то ни было. Пылко размахиваю руками, пью коньяк из чайной кружки, сгоряча вношу номер Петра в чёрный список, потом удаляю оттуда, потом вношу снова, бью кулаками по столу, а потом закрываю лицо руками и тихонько подвываю. Сонька слушает, курит в вытяжку, позволяет мне не стесняться в подробностях и выражениях, периодически подкладывает на тарелку бутерброды и порывается наварить мне макарон. А когда я окончательно выдыхаюсь и фальшиво завожу традиционную «ооол бааай мааайсееелф», она помогает мне добраться до дивана и укутывает пледом.