– Да, все будет хорошо. Вчера был просто довольно странный день.
О нет. Она отставляет чай в сторону и перестает жевать. Это означает, что мне теперь так просто не отделаться.
– Знаешь, это нормально – чего-то не рассказывать. Секреты – это не проблема, – спокойно говорит она. – Но ложь – уже совсем другое дело.
– Я не собиралась… я не лгала тебе.
– Значит, вчера был просто «странный день»?
– Нет.
– Значит, Джун, ты солгала.
Она не злится и не кричит. Не обижается. Энди не такая. Она понимающе, почти заботливо улыбается мне. Боже, я не достойна такой хорошей подруги.
– Я не хотела говорить об этом вчера и не знаю, смогу ли я сделать это сегодня.
– Тогда расскажи, когда будешь готова. Это не важно.
– Спасибо, – я прочищаю горло. – Не могла бы ты не разговаривать с Купером в ближайшее время? В смысле, обо мне.
– Это из-за Мэйсона, верно? На складе что-то между вами было? Вот почему на тебе была его рубашка? Извини, это само вырвалось у меня. Ты не хотела говорить об этом…
Она смотрит на меня, и я на мгновение задерживаю дыхание, прежде чем кивнуть. Мои губы плотно сжимаются, а взгляд опускается. И, прежде чем я успеваю сдержать себя или передумать, все выплескивается из меня наружу. Все мысли и заботы, которые мучают меня и преследуют. Я рассказываю и вижу, как черты лица моей подруги меняются с каждым произнесенным предложением. Как она внимательно слушает, анализируя мои слова.
– Я накосячила, Энди. Я сделала больно нашему другу, очень больно.
– Ох, Джун. Признаюсь, я не знаю, что сказать и как тебе помочь. Но… нет ничего плохого в том, что ты что-то испытываешь к Мэйсону.
Я чувствую, как у меня горят щеки, и сдерживаюсь, чтобы не нагрубить. Ужасно хочется закричать: «Ничего я к нему не испытываю!»
– Все, что я чувствую в отношении Мэйсона, это гнев и раздражение – но очень редко у меня случается короткое замыкание, и это превращается в нечто другое, но только в момент слабости.
– Ты неисправима. Уговаривай себя, как хочешь. Но, может, ты когда-нибудь поговоришь с ним?
– Мэйс знает, что я ничего от него не хочу.
– Мм.
– Мм? Что ты имеешь в виду под этим звуком?
– Ты же хотела переспать с ним, разве нет?
– Это не имеет большого значения. Я сплю и с более незнакомыми людьми. Суть в том, что я всегда знаю, что больше никогда их не увижу.
– Мэйса увидишь.
– Да, – я задумчиво убираю прядь себе за ухо. – В этом я просчиталась. Если у нас с Мэйсом что-то будет, то он не исчезнет из моей жизни на следующий день.
Вздохнув, Энди откусывает вафлю и задумчиво жует.
– Ты не захочешь этого слушать, но, может быть, все станет проще, если ты просто объяснишь ему, что с тобой.
Я удивленно смотрю на нее.
– А что со мной?
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Со мной все в порядке. Я просто не хочу отношений и не хочу подпускать никого слишком близко к себе.
– И я знаю, почему это так. Я могу это понять. Но только не с Мэйсом.
– Это не его дело.
– Покажи ему. Это просто кожа. В этом нет ничего страшного.
От этих слов слезы застилают глаза, и я не могу этого предотвратить. Они хлещут так, словно во мне прорвало дамбу. Я пару раз сглатываю, пытаясь избавиться от комка в горле, опускаю взгляд вниз и замечаю, как все больше и больше слез течет по моим щекам и капает на мои голубые брюки-чиносы.
Мне плевать, что это не имеет большого значения для всего остального мира. Для меня имеет, и еще какое. Это самая весомая проблема в моей жизни, и я не могу притворяться, что мне все равно или что ее нет. Делать вид, будто меня это не раздражает, не задевает, не унижает и не делает меня особенной. Я не могу врать, что люблю эту часть себя, когда мне все время хочется быть нормальной. Обычной, такой, как все. А не «особенной». Не той, на кого ходят смотреть, как на выставку, как только понимают, что я другая.
После курса лечения пятно болело, но врач сказал, что пятно не будет больше, не изменится и не разрастется, а просто останется темно-красным. Никакая лазерная терапия ничего не изменит, и нельзя взять и вырезать этот кусок кожи. Он есть и будет всегда. Показывая мне, что я не такая, как все остальные.
– Ох, мне очень жаль, – всхлипывает Энди, обнимая меня. – Я сегодня чертовски бестактна. Ты ведь знаешь, что я не хотела тебя расстраивать.
Я не злюсь. На нее уж точно. Это же Энди, которая с детства говорила мне каждый день, что я красивая и что она всегда будет за меня. Энди, которая однажды привела меня в свою семью и гордо объявила: «Это Джун, теперь она живет здесь».
И однажды все именно так и обернулось. Не знаю, заметил ли вообще мой отец, что я перестала появляться дома. Моя мать ежемесячно присылала деньги на меня родителям Энди и сказала им только, что в том, что они делают, вообще-то нет необходимости, но в целом это не принесет им никаких проблем, если они проследят за тем, чтобы я пользовалась макияжем, и тогда у меня все будет хорошо. Чтобы все было хорошо… Это даже смешно. К счастью, у Эвансов было другое представление о том, что для меня хорошо, чем у моих родителей.
Когда Энди потеряла маму, я потеряла и свою тоже… Безумие заключается в том, что моя мать еще жива. Просто уже давно ее нет в моей жизни. С тех пор как родители стали видеть во мне одни проблемы, а не радости, это стало тяжелым бременем, а не подарком судьбы. С тех пор как их любовь превратилась в нечто условное, моя любовь к ним лишь причиняет мне боль.
Тем не менее все эти годы, проведенные с семьей Энди, вся любовь и добрые слова, которые они неоднократно мне говорили, не могут растворить того, что всегда росло во мне, словно опухоль, и того, что мои родители постоянно подкармливали во мне: стыд, страх и неуверенность в себе. Было бы ложью утверждать, что люди ведут себя подобным образом лишь до тех пор, пока не осознают этого. Я убедилась в этом. Уже давно. Я знаю свои ошибки, как и свою проблему, но не могу избавиться от них.
– Все хорошо.
Как быстро началась эта вспышка, так же быстро она и закончилась. Я вытираю ладонями влажные щеки. Энди не отпускает меня, но немного ослабляет объятия и кладет голову мне на плечо. Мы обе задумчиво смотрим в стену.
Все так запутанно. Вот она, жизнь.
– Ты пойдешь сегодня на работу? Или появишься в клубе теперь не раньше следующей недели? Я имею в виду… твоя стажировка не отменяется?
Хороший вопрос. Я уже спрашивала себя об этом. Думаю, было бы справедливо отказаться от практики. Чтобы не смущать Мэйсона еще больше. Своим решением и своим вчерашним поведением я определенно разрушила все мосты между нами.