Промежуток - читать онлайн книгу. Автор: Инга Кузнецова cтр.№ 36

Шум. Суета, звон тарелок, громкий хохот мужчин и незнакомые сочетания звуков. «Гуррр, гуррр». Что происходит? Что за беспорядок? У хозяина странные гости. Вот его шаги. Приближаются. Меня хватают и бесцеремонно вытаскивают из убежища. Разворачивают. Вечерний свет – настольная лампа. Надо мной склоняются лица. Они не похожи на то, что изображено на мне. На мое лицо. Да, я считаю его своим. Я знаю, что это первое лицо государства. И я его заместитель. Полиграфический двойник. Я – почти что он. Разумеется, в этом статусе я не одинок.

Я – один экземпляр бесчисленного тиража. В типографии я видел огромные пачки наших. А сколько типографий по всей стране? И я понимаю почему. Президент популярен у народа, как и все, что с ним связано.

Мы – заместители президента по работе с населением. Мы поддерживаем своим присутствием народ. Всеприсутствием.

Мы окружаем его вниманием. Президент не может разорваться и встретиться с каждым, кто будет за него голосовать.

То есть почти с каждым. Для этого и нужны двойники. В том числе бумажные. Они доступнее. Каждый, если захочет, может купить нас и разместить у себя дома. Мы глядим на людей проницательным умным взглядом нашего первообраза. Недалекие думают, что мы – лишь его имитация. Нет. Мы по образу и подобию. Мы похожи на него на 99,99999… процентов. И кто же, как не мы, должны помогать настоящему президенту реально следить за событиями в стране? Наблюдать за людьми, за жизнью народа? Неужели это можно доверить подчиненным, у которых свои шкурные интересы? Которые льстят президенту, льстят народу? Желают понравиться и тому, и другим?

Нет! Нет и нет. Президент должен видеть все сам. Без поправок и искажений. Наши наблюдательные пункты на торцах домов и фасадах, на дорожных рекламных щитах не только напоминают людям о его мудрой улыбке, но и (я в этом убежден) собирают для него точнейшую информацию. Он взглянет на одного из нас – и сразу все поймет.

Считает такую информацию, что не получишь из приблизительных обобщений экспертов. Президенту нужны честные наблюдатели.

Ведь сам он занят более важными государственными делами. Мы просто незаменимы. Беспристрастные, бумажные мы.

Свернутый в рулон, я чувствовал себя несчастным. Моя жизнь была пыльной и бессмысленной. Неужели наконец пришло мое время? Неужели настал мой шанс поработать на благо отечества? Наконец меня вынули из-за шкафа. Люди смотрят мне в глаза, но ничего не могут в них прочесть. Кажется, они совершенно не догадываются, что я их вижу. У них вид заговорщиков.

Проклятье! По мне ходит кто-то непонятный! Кыш, кыш! Скулы президента – не место для грязных лап, паршивое отродье! Кто посмел впустить это сюда?

Люди хохочут. Пожилая женщина уносит нахала. Мужчины обсуждают, как им лучше проехать к Башне. Насколько я понимаю, они собираются разместить меня на стене высокого здания. Отлично. Наконец я займу подобающее мне место. Меня обмахивают полотенцем и снова сворачивают. Я вижу ткань своего костюма. Теперь ничего не вижу. Упала ночь.

Главное – защитить девушку. Вполне звериная цель. Сейчас она гораздо четче, чем обычный прокорм. Интересней, чем созерцание. Это все бледно. Яркое: защитить. Я поняла: у нас есть враги. Хотя мы не враги им. И они невидимы. Скорее всего, это люди. Умного и хваткого Дарта рядом нет. Я осталась за старшую. Мои ноздри подрагивают от тревоги за Ингу. Ее длинные ноздри тоже дрожат – мне это видно снизу. Она тихонько напевает, в слабом голосе гордость и страх. Она готовит кашу с тушенкой. Каша сварилась, однородным теплым запахом хочет умиротворить, вогнать в сытую полудрему. Нам надо держаться начеку, эй! Тушенка пахнет, как старый, усталый зверь. Конечно, теплая пища нужна – когда еще будет такая возможность? Сожрать – и сразу оттолкнуться от мирного-сытого-сонного. А потом спрятаться в подпол. Это план Инги.

Мы уже нашли его в доме. Там темно, сыро, какие-то сооружения, и на них ряды прозрачностей с овощными культурами. Банки. Я видела: такие загружали разноцветными съедобностями пышнотелые тетки, приезжавшие сюда со своими ведрами-корзинами, сумками-рюкзаками, кобелями-щенками. Каждое лето. А потом все изменилось, и они забыли нашу деревню.

Я поспешно глотаю горячее в миске. Некогда развозить удовольствие. Не уверена, что спрятаться в подпол – наилучший выход. В том-то и дело, что выход оттуда один – наверх, и его легко заблокирует враг. Те, что пятнистой форме, с собаками, находят такое быстро. С собаками я договорюсь. Но ведь сначала они обнаружат нас! И у них будет оружие.

В прошлом году отстреливали расплодившихся бедолаг. Когда люди жили здесь, собак было много. Люди уехали, мы одичали. Они рыскали со своими ружьями, резко пахнущими горем и грубостью, с тонкой струйкой стыда. Да. Мне повезло. Тогда меня пригрели и сберегли две старые женщины. Теперь им уже не прокормить меня.

Но сейчас пятнистые люди ищут не собак – они ищут Ингу и Дарта. Нам лучше уходить в чащу. Прямо сейчас. Жаль, что хозяин, в дополнение к своей сметке и хватке, не обладает нюхом, способным распознавать наши запахи. А ведь он любит девушку. Я думала, влюбленные чувствуют друг друга на расстоянии. Со мной такое было, я понимаю такие вещи. Эта реальность чудесна, но отчасти ее можно объяснить. Думаю, и мыслечувства имеют запах – особенно близкие тебе и нежные – к тебе, о тебе. У них ни с чем не сравнимый тон, особенный флюид. Но здесь, как и вообще во всех чудесных вещах, важна обратная связь. Дар – и благодарность. Вызов – и ответ. Ты должна принять этот флюид, расслышать. И отправить воздушное сообщение его источнику. Отчетливое мыслечувство имеет стойкий запах. Есть надежда, что, даже если он растворится в воздухе расстояния, тот, кто думает о тебе, его почует.

Но девушка не отчетлива, как и ее мыслечувства. В них проникнуть трудно.

Я не берусь. Я просто становлюсь ушами Дарта, носом Дарта, решимостью Дарта.

Я берегу Ингу. Нет, идея подпола мне решительно не нравится. Где-то очень далеко чую смутный отблеск угрозы. Он как цвет воронова крыла. Это жестяной, холодный запах, хрипловатый привкус ржавчины. Может быть, он не про нас? Вот мелькнул остросладкий чирк разорванного травяного тела.

А, нет, не разорванного – раздавленного. Жмяк, жмяк. Пока далеко. Я забыла о пище и вопросительно смотрю на Ингу. Дергаю ушами. Из ее руки выпадает ложка и с тупым звяком замирает на деревянном полу. «Спускаемся, да?» – она припадает ко мне, ища защиты. Я встряхиваюсь, мотаю мордой – чтобы поняла как «нет-нет». Голос сейчас подавать не стоит.

Я вырываюсь из слабых рук девушки и приношу ей в зубах рюкзак. Наконец она понимает. Бросив туда книгу и несколько более мелких предметов, перелив воду из чайника в небольшую бутыль и захватив пару кирпичиков хлеба, Инга быстро одевается. Она сейчас похожа на взъерошенного птенца-переростка, у которого не получилось взлететь. Одежда не скрывает ее скелетика и кажется просто свалявшимися перьями.