Киваю и рассеянно перевожу взгляд на бассейн.
— Я Келлан, а это ПиДжей, — продолжает цыплёнок. — Не хочешь потанцевать?
— На хер пошли, Келлан и ПиДжей, — гремит надо мной. — Я же говорил, что платье говно, матрёшка. Все, блядь, мухи здесь.
Внутри меня раздаётся облегчённый вздох, и я начинаю улыбаться. Выкуси, Роза Сябитова.
— Ты где была, я тебя обыскался?
— А что твои рыжие шпицы не смогли взять след? — приподнимаю брови.
Губы Гаса расплываются в озорном оскале.
— Ты ревнуешь, матрёшка.
Старательно изображаю на лице снисходительность, чтобы дать понять, что он порет чушь.
— Тройничок с близняшками, Малфой. Неужели такой шанс упустил.
— Дура ты, матрёшка, — ворчит Гас. Быстро оглядывается по сторонам и целует меня в нос.
— Ничто не сравнится с минетом от русской сестрёнки.
Глава 25
Гас
— Эй, Малфой, ты ведь знаешь, что мы с тобой почти Монтекки и Капулетти?
Матрёшка отхлёбывает вино из горлышка бутылки и с опаской поглядывает в иллюминатор.
В эти выходные в Лос-Анджелесе проходит ежегодная конференция по новым IT-разработкам, на которой мне непременно нужно побывать. Учитывая чью-то боязнь перелётов, Сла-ву лучше было оставить в Нью-Йорке, но вместо этого я купил нам места в бизнес-классе, снабдил её бутылкой белого сухого вина и забронировал два номера в «Четырёх Сезонах». Я, блядь, образцовый папик. И я не чувствую себя использованным, потому что на самом деле матрёшка ни о чём не просит, а, наоборот, всячески демонстрирует свою независимость. Если мы гуляем по Пятой Авеню, то она не пускает слюни на витрины «Дольче» и «Валентино», а незаинтересованно обходит их стороной и идёт туда, где ценник за кусок ткани не превышает трёх сотен. И я знаю почему. Потому что она рассчитывает только на свой кошелёк. По-честному и без притворного жеманства.
Вроде радуйся, мужик, всё, как ты мечтал. В наличии ежедневный секс, который по десятибалльной шкале младший оценил на все двадцать, отсутствие ярлыка «ты мой личный дрессированный хомяк» и нулевая материальная ответственность. Но вот что странно, вся эта свобода рождает во мне обратный эффект — мне по кайфу тратить на неё деньги. Помню, как было с Ками, я дарил ей подарки лишь для галочки. Как будто подстричься раз в месяц, вроде, волосы в рот не лезут, но знаешь, что это нужно для поддержания имиджа.
Другое дело с матрёшкой. Недавно листал автомобильный журнал и поймал себя на мысли, что завис на картинке обновлённого «Макана». Сам предпочитаю седаны, но этот кроссовер такой классный, и я продумал, что попка Сла-вы идеально смотрелась бы в нём. Один мой офисный падаван был как-то в России, арендовал тачку на неделю, отъездил на ней полдня, после чего пошёл в местный бар, надрался до зелёных фей, чтобы снять стресс, и пересел в комфортное метро. Потому что оказалось, что в России ездить за рулём по правилам, означает официально признать себя лохом. Матрёшка, стопроцентно, за рулём ездит, как маленький орк, чертыхается и подрезает неугодных её императорскому величеству. Но меня почему-то этот факт совсем не раздражает, а, наоборот, заставляет улыбаться. Короче, день рождения у неё через два с половиной месяца, и я решил подарить ей этого штутгартского коня.
Перевожу взгляд на Сла-ву. Её тщедушной тушке и, правда, немного нужно, чтобы опьянеть: щёки раскраснелись, от нервозности не осталось и следа.
— Россия и США, сечёшь о чём я? — продолжает объяснять. — Мы же извечные враги, и вряд ли наши страны когда-то подружатся.
— Я Россию врагом не считаю, — пожимаю плечами, — да и никто из моих знакомых тоже. Ни одна говорящая голова из телевизора, как и продажные СМИ, не лишат меня собственных мозгов.
— А я тебя таким придурком считала.
Матрёшка мило кривит лицо, дыша на меня клубничным ароматом «Рислинга».
— А ты иногда такие умные вещи говоришь, Малфой.
Ухмыляюсь и забираю у неё бутылку. Если так пойдёт, мне её из самолёта на руках придётся выносить. Подлый младший нашёптывает, чтобы я позволил матрёшке и дальше предаваться винной вакханалии, а он тем временем будет готовить экспедицию на Луну, но я его сразу осекаю. Сла-ва должна запомнить каждую секунду высадки моего «Апполона-11», и ради этого я готов подождать.
Матрёшка пытается тянуть свои мелкие лапки к бутылке, недовольно ворча, что ей страшно, а я жестокий козёл, но, в конце концов, обмякает на моём плече и засыпает. Мне и самому дико хочется поспать, но я держусь и сижу в кресле, как оловянный истукан, на протяжении трёх часов, потому что не хочу её будить. Ванилька Гас. Мягче меня теперь только задница Игги Азалии.
К счастью, к концу полёта матрёшка трезвеет и выходит из самолёта своими ножками. Приезжаем в отель и расходимся по номерам, чтобы распаковать чемоданы. Честно говоря, я бы мог обойтись и одним номером, но пытаюсь уважать её независимость, хотя по количеству перепихонов мы переплюнули хорошую кроличью ферму. Матрёшка каждый раз подчёркивает, что мы с ней не состоим в отношениях. Ну а пока она так считает, я буду придерживаться той же версии.
— Матрёшка, ты скоро уже? — барабаню в дверь.
Запланированное действо начнётся завтра, а сегодня я договорился поужинать со своим коллегой из Хьюстона, который тоже прилетел на конференцию. Коди Барнса я знаю уже около двух лет, он весёлый парень, и пару раз мы с ним такие улётные секс-уикэнды проводили, что у младшего до понедельника башка дымилась.
Дверь распахивается, и из номера выплывает матрёшка. У меня на неё, как у пса Павлова, безусловный рефлекс выработался: слюни во рту и стояк в брюках. Помимо того, что матрёшка красавица, она знает, как себя подать, чтобы каждый зрячий шею сворачивал. Мне, с одной стороны, льстит, что рядом такая бомба, а, с другой — бесят все эти сальные взгляды. Гас-младший каждый раз злобно орёт снизу:
— Это я её пялю, неудачники. Руки прочь!
— Как я выгляжу? — спрашивает матрёшка, медленно вращаясь вокруг себя.
— Офигенно, — говорю совершенно искренне. На её ноги я бы мог смотреть бесконечно.
— Нет, серьёзно? Ты говоришь это для того, чтобы мы поскорее спускались?