— Входи и докладывай Военному совету, что видел в Сорок второй, — сухо приказал Жуков.
Федюнинский сделал два шага вперед и стоял теперь так, что мог обращаться одновременно к Жукову, Жданову и Васнецову.
— Видите ли, товарищ Федюнинский, — пояснил Жданов, — нам с товарищем Васнецовым хотелось бы самим услышать и оценить то, что вы уже докладывали Георгию Константиновичу.
— По приказу командующего, — начал Федюнинский, — я выехал…
— Давай коротко! — прервал его Жуков. — Зачем и куда выезжал, всем известно. Докладывай, что там происходит.
— Слушаюсь, — слегка наклоняя голову, сказал Федюнинский. — Во время моего пребывания на КП Сорок второй шли ожесточенные бои от Урицка до окраин деревни Пулково. Видимо, немецкая группировка получила дополнительные резервы. К ночи, когда я решал вернуться в Ленинград, противник бросил крупные танковые силы в стык Сорок второй и Восьмой армий. Генерал Иванов обратился ко мне за разрешением перенести свой КП севернее, то есть ближе к Ленинграду. Я запретил, исходя из того, что…
— Знаем, из чего исходил, — снова прервал его Жуков.
— Скажите, товарищ Федюнинский, — заговорил Жданов, — что вам ответил Иванов?
— Сказал, что попробует удержаться на старом месте.
— “Попробует”! — саркастически повторил Жуков. — А сам, как только ты уехал, дал команду перевести свой КП в район Кировского! Ладно, доложи Военному совету свое мнение об Иванове.
— Товарищ командующий, — хмуро начал Федюнинский, — мне нелегко говорить… Я знал Иванова еще до войны. Он всегда казался мне волевым, решительным командиром. Но сейчас… — Федюнинский замялся.
— Не жуйте мочало! — повысил голос Жуков. — Нас интересует не то, каким был Иванов, а каков он теперь!
— Да, товарищ Федюнинский, — несколько мягче, но требовательно произнес Жданов. — Хотелось бы, чтобы вы со всей ответственностью, но совершенно искренне высказали свое мнение об Иванове.
Снова наступило гнетущее молчание.
— Не могу скрыть, Андрей Александрович, — с горечью заговорил наконец Федюнинский, — генерал Иванов производит сейчас впечатление человека растерянного, подавленного… Когда я прибыл к нему на КП, там заканчивалось заседание Военного совета армии. Они обсуждали сложившуюся обстановку, но к единому мнению так и не пришли. Связь с войсками у штаба армии отсутствовала… Хочу добавить, что по дороге к Иванову в районе Кировского я встретил танкистов из полка, входящего в Сорок вторую. Командир полка доложил мне, что по приказу штабарма отходит на позиции ближе к городу. Я приказал ему вернуть полк в прежний район сосредоточения. У меня всё.
— Вопрос ясен, — сказал Жуков. — Предлагаю командующего Сорок второй от должности отстранить. Ваше мнение?
Он посмотрел вначале на Жданова, потом на Васнецова.
— Полагаю, что в сложившейся обстановке другого выхода нет, — медленно проговорил Жданов.
— Значит, вопрос решен, — сказал Жуков. — Кого назначим?
Он обвел внимательным взглядом присутствующих и решительно произнес:
— Генерал Федюнинский, немедленно принимайте Сорок вторую.
Федюнинский едва заметно передернул плечами.
— Что жметесь? — резко спросил Жуков.
— Товарищ командующий, принять Сорок вторую армию, как это делается обычно, невозможно, — сказал Федюнинский. — Могу просто вступить в командование. И если…
— Ты тут в слова не играй! — ударил кулаком по столу Жуков. Потом исподлобья взглянул на Жданова и Васнецова и уже более сдержанно продолжал: — Вот и вступайте в командование. И немедленно восстановите порядок в штабе и в частях. Если считаете нужным взять с собой кого-либо из штаба фронта, берите. И быстро! Быстро! Задача ясна? — Жуков посмотрел на часы. — Предлагаю оформить решением Военного совета. Как, товарищи?
— Я — за, — отозвался Васнецов.
— Согласен, — сказал Жданов.
— Тогда… где там наши писари? — Жуков потянулся к звонку.
— Не будем терять времени, — сказал Васнецов.
Он вынул из кармана блокнот, карандаш и написал: “Приказ Военного совета Ленинградского фронта. Командующего 42-й армией генерал-лейтенанта Иванова Ф. С. от занимаемой должности освободить. Генерал-майору Федюнинскому И. И. принять командование армией”.
Васнецов вырвал листок из блокнота и передал его Жукову. Командующий пробежал текст глазами, размашисто подписал, встал и, выйдя из-за стола, протянул листок сидящему на койке Жданову. Жданов поискал, что бы такое подложить под листок, потом положил его прямо на одеяло и тоже подписал, несколько раз проколов бумагу острием карандаша, и вернул Васнецову. Тот подписал, уже не глядя, и положил листок на стол перед Жуковым.
— Держи, — сказал Жуков, протягивая бумагу Федюнинскому. — И слушай! Основная задача на сегодня — расширить плацдарм на побережье Финского залива, а на юге ни при каких условиях не отдавать Пулковских высот. Ясно? И не просто обороняться, а наносить удары по противнику всеми средствами, включая авиацию, военно-морские силы и сухопутную артиллерию. Командующий авиацией и Балтфлот получат соответствующие распоряжения немедленно. Дивизии НКВД, находящиеся в составе Сорок второй, прикажешь выдвинуть в первые ряды, чтобы не допустить прорыва врага от Урицка вдоль Лиговского канала. И последнее. Выбьешь противника из Урицка и освободишь дорогу Стрельна — Ленинград. Ты понимаешь, что оттуда до нас можно на трамвае меньше чем за час доехать?!
Он замолчал и устремил взгляд куда-то мимо стоящего неподвижно Федюнинского, будто хотел разглядеть продвигающихся вдоль трамвайных путей немцев. Потом снова перевел взгляд на Федюнинского и отрывисто сказал:
— На сборы сорок пять минут. Через два часа принять командование и приступить к исполнению приказа. И запомни: хоть мы, как говорится, друзья-товарищи, но за выполнение приказа головой отвечаешь!
Последние слова Жуков произнес с такой решимостью и такой угрозой в голосе, что Жданов и Васнецов невольно переглянулись, лишний раз почувствовав, что этот человек не остановится ни перед чем и жестоко покарает любого, кто не выполнит его приказа.
Но Жуков, казалось, не замечал, какое впечатление произвели его слова.
— Товарищ Васнецов, — сказал он уже спокойно-деловым тоном, — вчера я приказал управлению инженерных войск срочно подготовить новый противотанковый рубеж по линии Окружной дороги. Так вот, на этот рубеж надо быстро перебросить Шестую ополченческую дивизию. Под твое командование, генерал, — снова обратился он к стоящему посреди комнаты Федюнинскому. — Поставишь ее в тылу Пулковской позиции. В течение завтрашней ночи поставишь, пока будет темно. Понял? — Смерил Федюнинского взглядом с головы до пят и недовольно сказал: — Чего стоишь! Времени, что ли, много в запасе? Иди!
Круто повернувшись, Федюнинский вышел».
Конечно, роман есть роман — даже если это эпопея, написанная на документальной основе. Местами текст чересчур напоминает театральную пьесу. Чаковский мог присочинить в мелочах и деталях, но точно уловил главное: кто был в те дни и ночи хозяином в Смольном и какую школу управления войсками в критических обстоятельствах проходил в Ленинграде и под Ленинградом генерал Федюнинский. Возможно, краски сгущены вокруг образа командующего фронтом. Не зря по прочтении «Блокады» Жуков, так сказать, со стороны сам себе не понравился. Оно и понятно, в книге, которую читают миллионы, к тому же по прошествии лет, хочется видеть себя корректным и вежливым. Но тогда им было не до состязаний в вежливости. Когда немецкие танки бодали лобовой броней ворота Ленинграда, приходилось все решать мгновенно, порой тычком, грубым словом, не думая о том, как это потом прокомментируют потомки.