– Ты и правда высокомерный при… – зарычала она.
– Высокомерный принц – да. – Он потянулся к полотенцу рядом с ней, как бы ненароком коснувшись ее бедра. – Так в чем проблема – струсила?
– Я не выйду за тебя замуж.
Он обернул полотенце вокруг пояса и взглянул на нее.
Она встретила его взгляд, ожидая ответа, но Эдуардо выучил несколько хитростей у своего холодного брата. Когда повисшая тишина стала невыносимой, Стелла заговорила:
– Это плохая затея. Ты сам знаешь, что в этом нет необходимости.
Он молча стоял, не шелохнувшись.
– Я могу уехать и сама заботиться о ребенке. Нам не нужно этого делать.
– Я тебе не нужен? – От ярости все померкло у него перед глазами. – Да что ты одна можешь дать ребенку? Ты уедешь куда-нибудь, а потом бросишь ребенка в детском саду, пока сама будешь работать сутками напролет, чтобы прокормить его и дать ему крышу над головой?
– Разве это хуже полчища нянек и вечно пропадающего где-то отца, которого ребенок будет видеть от силы пять минут в день, и то если повезет?
– С чего ты взяла, что я буду таким отцом?
Глаза Стеллы недоверчиво вспыхнули.
Эдуардо кипел от гнева. Ну почему она судила его так строго, не оставляя шанса доказать обратное?
– Ты лишила бы своего ребенка прав, принадлежащих ему по рождению?
– Ты мог бы позаботиться о том, чтобы он или она ничего не лишились.
– Так… – с горечью кивнул он. – Ты хочешь от меня только денег.
– Речь идет не обо мне и не о моих желаниях. – Она злобно воззрилась на него.
– Черт возьми, нет. – Хотя речь шла как раз о ней. И о нем. А еще о безумном влечении, которое их связывало. Ей это не нравилось. Хорошо, ему – тоже. Но они обязаны были преодолеть это.
– Речь идет о том, что будет лучше для нашего ребенка. Подумай об этом, – спокойно заговорила она. – Вместе мы можем устроить ему тихую счастливую жизнь вдали от шумихи. Ему не придется страдать от бремени завышенных ожиданий. Не придется выполнять обязанности. Или отказываться от своих желаний.
О да, она была умна – просекла малейший намек на дискомфорт у него в душе и воспользовалась этим, чтобы поддержать свой аргумент. Тот факт, что она оказалась такой проницательной, воодушевил Эдуардо. Но она легко отбрасывала идею о том, что он мог предложить нечто большее, чем деньги, и это уничтожало его.
– Но это не удалось бы держать в тайне. Ты была бы счастлива играть роль матери-одиночки? – Раздражение прорвалось из-за его сдержанной маски, когда ее слова ранили его. – Или падшей женщины?
– Сейчас двадцать первый век, и внебрачные дети рождаются постоянно. По всему миру дети растут в неполных семьях…
– Только не в семье Де Сантис, – резко прервал он. – Честь превыше всего.
Схватив ее за руку, Эдуардо притянул Стеллу ближе. Другой рукой он обхватил ее. Как же чертовски хорошо стало от этого прикосновения – даже при том, что ее колотило от бешенства!
– Честь? – вскинулась она. – Ты называешь эту фальшивую свадьбу делом чести? Это обман!
– Нет здесь никакого обмана. Мы поженимся по-настоящему. Чего ты от меня хочешь? – взорвался Эдуардо, отталкивая от себя Стеллу, чтобы вернуть способность думать. – Я поступаю правильно. Разумно. Хочешь, чтобы я заковал тебя в цепи и тащил к алтарю? Тогда тебе станет легче?
Но Стелла не отшатнулась, как он ожидал. Нет, она шагнула вперед, нарушая его личное пространство.
– Да ты и правда тащишь меня к алтарю!
– Ты не хочешь этого брака. Прекрасно. Я – тоже. Но мы обязаны сделать то, что будет правильно для ребенка, для королевской семьи – структуры гораздо больше и важнее нас двоих. Смирись с этим. Стань матерью, которой ты хочешь быть, здесь, в Сан-Фелипе. – Раздосадованный донельзя, он втянул воздух ртом. – И, когда мы будем наедине, я не стану брать то, что ты не желаешь отдавать. Не буду настаивать на том, чего ты не хочешь.
– Я знаю, что ты не стал бы настаивать.
– Но ты хочешь меня. Даже не пытайся отрицать это, – процедил он сквозь зубы. – Не лги мне.
Ложь он ненавидел больше всего на свете.
– Я не лгу. – Она гневно зыркнула на него. – И не буду отрицать.
Сердитые пылкие слова уничтожили остатки его самообладания. Эдуардо порывисто приобнял Стеллу и притянул ближе.
– Итак, по-твоему, что мы с этим будем делать?
Не было ни малейшего смысла скрывать свою страсть, да и ее желание казалось очевидным. Стелла могла оттолкнуть Эдуардо, но вместо этого ее пальцы коснулись его, ее тело смягчилось. Ее вздернувшиеся соски молили о его внимании, как и раскрасневшиеся припухшие губы.
Но она замялась.
– Что ж, вполне можно время от времени с кем-нибудь развлекаться.
Эдуардо пришел в бешенство. Она пыталась вести себя, как кокетка? Так долго избегала физического удовольствия, а теперь вела себя так, словно жить без этого не могла? Неужели она согласилась бы на серию бессмысленных временных связей после того, как слегка «развлечется» с ним?
Он никогда не счел бы ее доступной сексуальной партнершей на один раз, которая случайно забеременела. И не позволил бы этого никому другому. Легкомысленных подруг европейских принцев часто передавали от одного богатого любовника к другому, как вещи. При всей своей репутации Эдуардо никогда не позволял себе ничего подобного. Мысль о том, что один из мужчин притронется к ней хотя бы пальцем, обожгла его.
А еще он не позволил бы прессе травить ее. СМИ и так вечно судачили о его возможных романах. Ее личная жизнь могла стать достоянием публичных домыслов и сплетен. Без защиты – и контроля – дворца Стеллу могли соблазнить продать эту историю.
Об этом не могло быть и речи.
Ей требовалась защита, которую давало его кольцо. Точно так же, как и ребенку. Эдуардо позаботился бы о том, чтобы по окончании их истории она сохранила достоинство и уважение, полагавшиеся его жене, пусть и бывшей. Сохранила бы честь, положение в обществе. Он устроил бы так, чтобы всю вину за их разрыв возложили на него одного.
И она призналась в том, что ее влечет к нему. Эдуардо охватило безудержное сексуальное предвкушение. Подгоняемый грубым желанием, он зашептал ей на ухо:
– Твое тело не знало никого, кроме меня. Твое тело жаждет меня. И ребенок, которого ты носишь, мой. Ты – моя.
– Я – не вещь, которая может кому-то принадлежать… – судорожно промолвила она, и ее лицо вдруг оказалось совсем близко, словно моля о поцелуе.
– Нет, ты – женщина, которую нужно оберегать. Уважать.
– Я – солдат, – стиснула зубы она.
– И ты настроена бороться?
Лучшим полем битвы для них была бы постель.