Новая серия неторопливых растираний, снова вверх – от поясницы к шее. И следом основанием ладони – веером к ребрам, ряд за рядом, вниз, снова к пояснице. Смешивая темп, то замедляясь до чувственной ласки, то ускоряясь, воспламеняя ставший горячим воздух. Чуть надавливая на кожу, снова решительно вверх, к шее. Мягкое разминание. Интенсивное поглаживание по плечам, стекая снова вниз и замыкая большой круг чуть ниже поясницы. Аделия даже не заметила, как он приспустил ее халат. Напряглась лишь тогда, когда Макс большими пальцами стал разминать копчик. Макс знал – болезненная точка, особенно у тех, кто, как и его подставная невеста, ведут сидячий образ жизни. Однако эта боль из того разряда, что дарит наслаждение. Этакий чилийский перец массажного дела.
От резкого укола боли девушка чуть подалась вперед, ахнула.
Макс усмехнулся, но давление усилил – Аделия заерзала, застонала громче.
– Я же говорил, что будешь стонать, – усмехнулся, знал, что сейчас ему ничего не ответят – девушка, вцепилась в простыни, изогнулась дугой.
– Больно же…
– Терпи, француженка липовая…
Сердце в груди ликовало, пульсировало в висках в сладком предвкушении. Как ни старался прогнать от себя непрофессиональные мысли, сейчас особенно не мог избавиться от них – невольно представлял, как бы он коснулся губами вот этого изгиба у основания шеи, оставил дорожку из поцелуев по остро очерченным позвонкам до мочки уха, как завладел бы им.
Вздохнул, уже ругая себя за затею с массажем.
«Интересно, ей нравится, когда целуют ушко?», – обжигающие фантазии все равно не уходили.
Макс прикрыл глаза, заставил представить квартальную таблицу отчета по уголовным делам. Почти удалось отвлечься. И тут протяжный стон:
– О, Макс, как же хорошо…
И в голове не осталось ни одной мысли.
Плавные растирания от позвоночника к ребрам, по кругу. Он наносил невидимый, одному ему известный узор. Масло медленно впитывалось в нежную кожу, делая ее еще более чувственной и горячей. Движения – все более смелые. Девичье дыхание – более рваным и поверхностным. Хрупкие пальцы цеплялись за простыни, футболка натянулась жгутом на локтях. У нее мягкая, бархатистая кожа, родинка на правом предплечье. Ее хотелось целовать.
А еще Макс успел рассмотреть округлую грудь и уже сейчас с трудом представлял, как сегодня ляжет с гадалкой в одну постель. Тянуло к ней. Вот сейчас. Провести рукой вдоль ребер и чуть правее, коснуться кончиками пальцев груди – там кожа особенно чувствительная, девушка сразу встрепенется и решит прервать массаж. Попытается развернуться, сесть и натянуть футболку. Но, конечно, запутается в ней. Тогда он наклонится и коснется губами ключицы. И сразу, обезоруживающе, не позволив опомниться, – поцелует в губы. Грудь окажется под его ладонью, он сможет ласкать ее.
Капитан шумно вздохнул.
«Нет, это невозможно».
Что там, с таблицей?
– У тебя, кстати, остеохондроз, – отметил вслух, чтобы отвлечься, и надавил на позвонки в шейном отделе.
Девушка коротко вскрикнула и застонала – мягкие круговые движения заставляли ее то кричать, то стонать.
Невозможная пациентка.
Макс прислушался к осторожным шагам в коридоре. Отвлекся – раз не помогла отчетная таблица, нужно что-то еще. Память услужливо оживила листок блокнота, исписанный его корявым почерком. Там у него список какой-то… А! Родственники, подозреваемые в хищении. И старательно выведенное имя «Ада» с узким хвостиком буквы «д». Совсем как локон, который спустился и сейчас вьется по девичьей спине.
«Макс, соберись!» – приказал в очередной раз.
Осторожный стук в дверь сработал лучше всех его ухищрений, мгновенно вернув его в реальность.
Выдохнув с облегчением, решительно спрыгнул с кровати, на ходу бросил на спину Аделиию одеяло.
Он так и распахнул дверь – взъерошенный, разгоряченный, с капельками пота на гладком, хорошо накачанном теле.
– Максик, – тетя Света скользнула с удовлетворенным любопытством по распахнутой постели, отметила разметавшиеся по подушке волосы Аделии. – Ты на завтра плов обещал. Будешь делать, мясо размораживать?
Максим прислонился плечом к двери, посмотрел с осуждением.
– Теть Свет… Ну вы даете, – он почесал над бровью. Выдохнул, глядя на виноватое лицо родственницы. – Раз сказал, что сделаю, значит, сделаю… Размораживайте.
– Курочку или свинину? А морковь на терке с утра потереть? – не унималась хозяйка.
Максим покосился на кровать, откашлялся, прогоняя из голоса хрипотцу:
– Курицу. Морковь натирать. Чеснок чистить, две головки.
Тетка согласно закивала, заторопилась в свою комнату.
Макс посмотрел ей вслед, закрыл дверь.
Аделия пошевелилась под одеялом, неохотно высунулась.
– Что, герой-любовник? Цель достигнута?
Она говорила лениво, беззлобно, а взгляд расслабленно блестел.
Макс выставил большой палец вверх, задумчиво улыбнулся и отправился в ванную.
Холодный душ.
Сильные струи били по щекам, срывая остатки навязчивых образов – Аделия, ее тихая улыбка, худая спина и податливые плечи – надеялся, что девушка заснет, пока он в душе. Но когда вышел, обнаружил ее убирающей с трюмо свою косметику. Девушка оглянулась на него с интересом.
Он замер в нерешительности у двери, облокотился на косяк, изучая свою фиктивную невесту. Та подошла к нему вплотную:
– Спасибо за массаж. Я будто заново родилась. – Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
– Принято. – Он не хотел, чтобы она отстранялась.
Девушка молча стояла перед ним, теребила пояс на халате.
– Я вот думаю, какие в тебе еще таланты спрятаны, Максим Александров?
Мужчина улыбался задумчиво, примеряя на себя новую роль – не фиктивного жениха. Она приятно грела под сердцем и растекалась по венам. Прошептал:
– Говорят, я классный, заботливый любовник… Проверять будешь?
Эффект стопроцентный: лучшая оборона – наступление, хочешь избавиться от смущения, заставь смутиться оппонента. Девушка отпрянула, покраснела и сиганула в ванную комнату, неаккуратно хлопнула за собой дверью.
– Не будешь, – удовлетворенно пробормотал Макс и кивнул сам себе.
Макс забрался под одеяло. Он прислушивался, как лилась вода, как шумел фен.
И улыбался, представляя ее своей девушкой. Как, будь она его, проскользнул бы следом за ней в ванную, как она вскрикнула бы от неожиданности, а потом рассмеялась, запрокинув голову и оголив белую кромку зубов, как теплая вода стекала бы по ее плечам, а он бы целовал их, прижимал к себе, гладил бархатистую кожу. И дыхание Аделии рвалось так же, как сегодня, во время массажа, и томно закрывались бы глаза. И его имя слетало с губ. А он бы доводил ее до исступления своими ласками.