Макс приоткрыл глаз и усмехнулся. Взбил подушку и подоткнул плотнее край одеяла со спины.
Глава 8. Скелеты в шкафу
Аделия выскользнула из ванной, запахнула плотнее шелковый халат. Поправила узел на пояске. Подняла с ковра покрывало, закуталась в него и, не снимая халат, скользнула под одеяло. Тщательно оправила полы, проверила, что плед полностью ее укрывает и Макса на не касается. И только потом осторожно опустила голову на подушку.
Покосилась на Александрова. Мужчина, сунув левую руку под подушку и откинув край одеяла, спал на спине. Аделия видела, как ровно поднимается его грудь, видела очертание плеч и шеи. Плотно сомкнутые губы еще хранили следы снисходительной усмешки. Оправив край одеяла, девушка прикрыла глаза и постаралась заснуть.
Ветер за окном рвал связки, бил порывами по стеклам. Дом притих, нахохлился. Скрипели металлические откосы за окном, по стенам метались кривые полуночные тени, баюкая и предлагая беспокойную сказку вместо сна. Аделия была готова согласиться и на нее, лишь бы скорее заснуть и избавиться от неловкости, из-за которой она и пошевелится боялась. Она медленно выдохнула и сосредоточилась на подсчете овец.
«Двадцать пять, двадцать шесть… Тридцать», – методично считала она, представляя лохматых животных на зеленой лужайке.
Удар по стеклам и тихий смех за окном.
Аделия распахнула глаза и резко села. Что это было? Приснилось? Показалось?
Девушка уставилась в окно: ветер почти стих и теперь едва шелестел, поскрипывал в ветвях заледенелых яблонь.
Бах! Еще один отчетливый удар по стеклам, какой обычно бывает, если кто-то зарядит по нему снежком, удар, от которого задребезжало окно. И заливистый смех, будто рассыпавшиеся по каменным ступеням бусы.
«Вот паразиты!» – Аделия подскочила к окну, ожидая, что это дети нарушили запрет и выскочили играть в снежки за полночь. Девушка отдернула тюль, прильнула к окну: девственно гладкий наст, от калитки до крыльца – ни следа. Только черные ветки кустов торчали из сугробов, да темнели морщинки наносов вокруг стволов.
Аделия озадаченно отошла от окна, покосилась на спящего мужчину. Взяла сотовый, активировала фонарик.
Отворила дверь, вышла в коридор.
Дом спал.
Поскрипывал половицами, стонал приглушенным храпом. Аделия, оставив дверь в спальню открытой, сделала несколько шагов по направлению к лестнице. Чем ближе к лестнице, тем больше мерзли ноги – девушка даже тапочки не надела. Встала у поручня и прислушалась.
Она ожидала, что услышит детские голоса и смех. Но дом отозвался тишиной.
Аделия еще постояла несколько минут и медленно направилась в комнату. Ноги замерзли так, что она едва их чувствовала. Простудиться не хотелось, конечно – девушка торопливо заперла комнату, вернула сотовый на подзарядку и скользнула к кровати, радуясь, что у нее, помимо одеяла, еще и плед есть. Макс перевернулся на спину и закинул руку за голову, дышал ровно.
Девушка откинула угол одеяла, села на кровать. Мельком взглянула за окно: у забора, между калиткой и беседкой, в которой они разговаривали с Максом, темнел силуэт. Сердце Аделии от неожиданности оборвалось и подпрыгнуло к гортани.
Соскользнув с кровати, она осторожно подкралась к окну, отодвинула занавеску: фигура никуда не делась, стояла у забора и смотрела на дом. Это был ребенок, девочка в тонкой сорочке. Ее распущенными волосами играл ветер, трепал плотный ситец, пробирался за воротник. Не обращая внимания на мороз, девочка развернулась и поплелась вдоль забора. Шаг вдоль забора, поджала ногу, прыгнула на месте, поменяла ногу, сделала два прыжка вперед, потом – снова шаг и еще один прыжок на месте – как игра в классики.
– Ма-акс, – позвала девушка.
Мужчина сонно пошевелился, пробормотал что-то нечленораздельное. И повернулся на бок.
– Макс! – Аделия повысила голос, обернулась к нему. – Там ребенок во дворе…
– Чего? – капитан Александров приподнялся на локте, сонно проморгался. – Какой ребенок?.. Ольга?
– Н-нет, – Аделия снова повернулась к окну.
Но не увидела никого.
Девственно гладкий снег, торчащие из сугробов черные ветки кустов и кривые тени яблонь. Девочка исчезла.
– Это не Ольга, – отозвалась задумчиво.
Что-то не складывалось. Взгляд снова и снова скользил вдоль забора.
Раздетый до ночной сорочки ребенок на морозе… Игра в классики в снегу…
«Следы!» – сердце лихорадочно билось, сбиваясь с ритма и захлебываясь: на снегу не осталось следов.
⁂
Макс открыл глаза и замер. Первое: он замерз, потому что девушка рядом с ним закуталась в одеяло на манер куколки шелкопряда, оставив ему небольшой уголок. В итоге вся правая сторона оказалась без одеяла, как и ноги. Второе: у него затекла рука, потому что девушка рядом с ним положила голову на его руку. Третье: черт, про третье лучше и не думать.
Мужчина осторожно пошевелился, попробовал свободной рукой натянуть на себя одеяло – тщетно. Полежал, изучая потолок. Третье все-таки победило джентельменские планы позволить девушке самой проснуться или перевернуться на другой бок. Аккуратно высвободив руку, Макс встал и направился в ванную. Аделия тут же заняла его место.
Выйдя из ванной, Макс убедился, что возвращаться в постель ему просто некуда. Нет, если бы лежащая по диагонали кровати девушка, была его девушкой в полном смысле этого слова, проблему бы удалось решить. Но в нынешних обстоятельствах, миссия представлялась невыполнимой. Вздохнув, он сунул ноги в тапки и вышел из комнаты.
Дом еще спал – часовая стрелка едва перевалила за шесть.
Макс бесшумно спустился на первый этаж, притворил за собой дверь в кухню. За окном струился легкий снежок и теплился рассвет. Ванильно-розовый и нежный, он расцветал, зажигая один из последних декабрьских дней. Макс, не включая свет, неторопливо и размеренно передвигался по кухне. На столе шумел чайник и заваривался кофе, источая агрессивно бодрящий аромат, будто замешивая этот день, закручивая его в тугую спираль.
Поездка в Смоленск, встреча с ребятами из местного следкома (надо не забыть и договориться о встрече часиков в восемь), заехать к Каринке и, по возможности, привести ее домой. Здесь ей будет легче.
Рядом с ним в поездке будет Ада. Он мысленно пробовал ее имя на вкус, укладывал его на язык так и этак, но воспоминание об их первой встрече – там, на крыльце супермаркета, когда она несла свежую выпечку – затмевало все, растекалось по венам горячей карамелью. Он ловил себя на мысли, что ему приятно играть роль ее жениха. Приятно ее касаться, защищать от нападок тетушки и матери, приятно смотреть на нее. И вот сейчас – приятно делать для нее бутерброд и жарить холостяцкую яичницу. Приятно думать, что сейчас поднимется наверх, поймает ее сонную улыбку и удивленное «спасибо».