Практическая антропология. Почему мы такие, какие есть - читать онлайн книгу. Автор: Александр Никонов cтр.№ 35

У ацтеков был не только каннибализм, но и теофагия, а также использование психоактивных веществ в религиозных практиках. Причем теофагия у них совмещалась с каннибализмом. Самого красивого и упитанного юношу нарекали божеством, кормили на убой, воздавали ему почести как Богу. После чего на самом деле убивали и съедали с большим аппетитом.

При этом параллельно существовал и обычай бескровной теофагии – из маиса с медом ацтеки лепили статуи своих божков, некоторое время кланялись им, проделывали ряд церемоний, после чего причащались. Любопытно, что, перед тем как съесть своего маисового бога, его «убивали» – пронзали грудь хлебной статуи копьем.

Так вот, прибывшие в Америку христиане восприняли индейское причащение как злобно-карикатурную пародию на свой культ, после чего начали жесточайшую борьбу с ним. Попутно они запретили местному населению употреблять галлюциногенные кактусы, предлагая взамен вино. Христиане считали, что опьянение от вина гораздо лучше, чем от пейота, поскольку вино от Господа, а пейот от дьявола. Так, один из испанских монахов, характеризуя упоротых индейцев, писал, что «опьянение это намного сильнее и отвратительнее, чем если б они выпили крепкого вина».

Индейцев, совершавших свои традиционные обряды, испанцы вешали, пытали, выкалывали глаза… в общем, относились к ним явно неравнодушно. А нечего дразниться!..

Но индейцы отказываться от своих ритуалов не спешили…

Ритуалы – это основа любой религии. Нет людей более склонных к разного рода ритуалистике, чем верующие. Как у птичек малейшее расхождение в брачных песнях и танцах может послужить основой для отвращения, так и у людей религиозных, принадлежащих к одной вере, малейшее расхождение в ритуалистике служит основой для ярости, ненависти, гонений, казней, пыток и обвинений в ереси.

Двумя пальцами креститься или тремя? Для нормального человека разницы нет. Но для религиозных фанатиков это повод для резни и сжигания еретиков заживо. Смеха ради приведу три абзаца с одного старообрядческого сайта, посвященный этой «проблеме»:

«…двоеперстное или троеперстное? Этот вопрос и для нашего времени не потерял еще своего значения! Почти триста лет ведутся об этом споры между старообрядчеством и новообрядчеством, и хотя теперь бесспорно и научно доказано, что двоеперстие древнейшего происхождения (с апостольских времен), а троеперстие – новейший обряд, ни на чем не основанный и, кроме того, догматически погрешительный, тем не менее никониане не хотят его оставить и продолжают держаться за него как за величайшую святыню, как за непреложный догмат веры.

До сих пор новообрядческая церковь продолжает утверждать в издаваемых ею псалтырях, часословах, часовниках (в предисловиях к ним), а также и в учебниках по Закону Божию, что двоеперстие – армянский и еретический обряд, а троеперстие – апостольское предание… Если в наш «просвещенный» век, почти безверный, и для людей именно этого века – «культурных», «просвещенных», пропитанных всяким либерализмом, – вопрос о перстосложении имеет, как видим, такое огромное вероисповедное значение, то можно представить себе, как он волновал и смущал благочестивых людей XVII в., для которых всякий церковный обычай имел непреложное значение. Вопрос о двоеперстии и троеперстии был в то время страшным и роковым, вопросом жизни и смерти. Примешь троеперстие – будешь полноправным гражданином, «православным» христианином, а останешься с двоеперстием – обречен на гибель: будешь проклят, постоянно гоним, подвергнут мучительным пыткам и сожжен в срубе, или скончаешь жизнь на пытке, на плахе, на четвертовании, или всю жизнь будешь скрываться в лесах и в других непроходимых местах, на далеких окраинах Родины и даже за пределами ее.

Почему же, однако, русские благочестивые пастыри того времени и их верная паства отказались от всех благ земных, пошли на самые страшные мучения и пытки и на смерть, а от двуперстного знамения не отказались? На это они имели очень твердые и действительно непреложные основания».

И далее по тексту – куча страниц про «обоснования» со ссылками на церковные книги, отчего «правильно» креститься именно двумя перстами, а никак не тремя! И смех и грех, как говорится…

Самой темной и фанатичной массой населения всегда было крестьянство, жившее монотонным трудом в информационно бедной среде и не обладавшее на протяжении тысяч лет никаким или почти никаким образованием. В этом смысле крестьяне недалеко ушли от первобытных дикарей. А дикари и животные – крайне ритуализированные создания!

Малейший сбой привычных действий может привести их в состояние тревожности и глубокой обеспокоенности. Недаром китайская поговорка «чтобы ты жил в эпоху перемен» родилась в консервативной крестьянской среде. Не любит патриархальное сознание перемен. Оно их боится. Любую перемену воспринимает как психотравмирующую ситуацию. Если в опытах, подобных тем, что проводил великий физиолог Павлов, выработать у собаки условный рефлекс слюноотделения на звонок, после которого в блюде перед собакой появляется каша, то неожиданное появление вместо каши сырого мяса может вызвать у собаки испуг. Хотя мясо круче каши!

Почему?

Потому что нарушен привычный ход вещей. Выработали у крестьянина рефлекс креститься двумя перстами – и будет ими креститься, хоть тресни!.. Этот рефлекс и есть ритуал. Знаменитый этолог Конрад Лоренц в своей книге «Агрессия» рассказал чудесную историю:

«Решающая роль привычки при простом обучении маршруту у птицы может дать результат, похожий на возникновение сложных культурных ритуалов у человека; насколько похожий – это я понял однажды из-за случая, которого не забуду никогда. В то время основным моим занятием было изучение молодой серой гусыни, которую я воспитывал начиная с яйца, так что ей пришлось перенести на мою персону все поведение, какое в нормальных условиях относилось бы к ее родителям…

Мартина в самом раннем детстве приобрела одну твердую привычку. Когда в недельном возрасте она была уже вполне в состоянии взбираться по лестнице, я попробовал не нести ее к себе в спальню на руках, как это бывало каждый вечер до того, а заманить, чтобы она шла сама.

Серые гуси плохо реагируют на любое прикосновение, пугаются, так что по возможности лучше их от этого беречь. В холле нашего альтенбергского дома справа от центральной двери начинается лестница, ведущая на верхний этаж. Напротив двери – очень большое окно. И вот когда Мартина, послушно следуя за мной по пятам, вошла в это помещение, она испугалась непривычной обстановки и устремилась к свету, как это всегда делают испуганные птицы, – иными словами, она прямо от двери побежала к окну, мимо меня, а я уже стоял на первой ступеньке лестницы. У окна она задержалась на пару секунд, пока не успокоилась, а затем снова пошла следом – ко мне на лестницу и за мной наверх. То же повторилось и на следующий вечер, но на этот раз ее путь к окну оказался несколько короче и время, за которое она успокоилась, тоже заметно сократилось. В последующие дни этот процесс продолжался: полностью исчезла задержка у окна, а также и впечатление, что гусыня вообще чего-то пугается. Проход к окну все больше приобретал характер привычки, и выглядело прямо-таки комично, когда Мартина решительным шагом подбегала к окну, там без задержки разворачивалась, так же решительно бежала назад к лестнице и принималась взбираться на нее.