Это был виток, который никогда не выпадает на долю обычного священника, не говоря уж о епископе. За этим явно стояло божественное провидение, хоть в пути на долю пастора и выпадали дьявольски тяжелые испытания. Хуусконен проделал самое суровое из возможных «медвежье кольцо».
Дом на Кялмитунтури не отличался запредельными размерами, но все же имел немалое число комнат, просторную гостиную, башню с сауной, пробитое в сердце горы помещение для дизельной электростанции и ее агрегата, винный погреб и, на еще большей глубине, бомбоубежище. Кроме всего прочего там было несколько кроватей, телевизор и кипа порножурналов.
Выше, за вертолетной площадкой, колебалась на ветру спутниковая антенна – выкрашенная в серый цвет, размером она напоминала детский бассейн. Хуусконен решил развернуть ее в другую сторону от остального человечества и настроить на прием сообщений внеземных культур.
За порталом камина из природного камня Хуусконен нашел гостевую книгу прежних владельцев: «Незабываемые воспоминания компании «Потенция» с 1989 г. и далее». Записи в ней были сплошь самые пустые: отталкивающий студенческий юмор, всякие глупости и непристойности.
– На растопку пойдет, – заключил пастор.
Сонья и Тысяча Чертей вернулись из Нуннанена вечером уже уставшие. Хуусконен растопил сауну в башне и приготовил ужин. Они попарились, поели и легли спать.
А на следующий день они неспешно обустроились в доме. Сонья и Тысяча Чертей в очередной раз разложили вещи по полкам и в гардеробной. В доме убрались, и Хуусконен расставил свои книги в башне, куда он также провел кабели от антенны. Готовили они обильную и здоровую пищу – рагу из оленины с собственноручно собранной брусникой, пили первоклассное вино, несколько ящиков которого Сонья мудро заказала из Рованиеми. Тысяча Чертей ничего больше толком не ел, он зевал и готовился к третьей зимней спячке. Сонья устроила ему берлогу в бомбоубежище: принесла туда сухой мох и веточки толокнянки, прочистила вентиляционные трубы и оставила дверь открытой. Тысяча Чертей быстро привык к новому дому, и в один из последних сентябрьских дней пришел к Хуусконену и принялся дергать того за рукав: настало время ложиться спать. Оскари и Сонья проводили медведя в пещеру, в ровной прохладе которой он мог спокойно и безопасно лежать всю долгую зиму. Сонья напела подопечному ездовому медведю строки прекрасной колыбельной: «Спи же, спи, моя синица; тише, тише, трясогузка».
Хуусконен написал для европейских журналов серию заметок о религиозных скитаниях рыцарей Мальтийского ордена, путевые наблюдения о периферийных краях Европы и большую статью, которой дал название «Разгадка тайны пирамид и гибели динозавров». В этой статье пастор Хуусконен выдвинул гипотезу, согласно которой в палеозое на Земле велась опустошительная ядерная война, что в итоге обернулось смертью гигантов. Люди той эпохи построили пирамидообразные противоядерные убежища и прибрали к рукам все естественные пещеры планеты; туда они спрятались от радиации и, конечно, взяли с собой всех маленьких животных, млекопитающих и тьму-тьмущую насекомых, а также все виды растений от мха до семян гигантских секвой. Не исключено, что отсюда берет начало миф о Ноевом ковчеге, писал Хуусконен.
Когда от радиоактивного загрязнения погибла тогдашняя высокоразвитая культура, то вымерли и динозавры, не поместившиеся в пещеры и пирамиды. Однако еще десятки миллионов лет человечество помнило, что надлежит строить каменные камеры; иными словами, пирамиды египтян и инков с самого начала не были могилами царей. Они представляли собой подобия стародавних противоядерных бомбоубежищ, которые люди по генотипической памяти строили еще несколько тысяч лет назад, хоть и позабыли об их первоначальном назначении.
Сонья Саммалисто, будучи любопытной женщиной и исследовательницей, вдобавок к работе над диссертацией просматривала втайне от Оскари когда-то распечатанные им на Соловках листы. Один из них и впрямь был испещрен одинаковыми пробелами, словно они представляли некий тайный шифр. Поразмыслив над возможным значением этих линий, Сонья пришла к выводу, что в них заложена определенная математическая последовательность. Если их интерпретировать с помощью десятеричной системы счисления, то в результате неизбежно получались числа 2:4:14:6. Конечно, вполне могло быть, что эта числовая последовательность представляла собой лишь шутку какого-нибудь русского радиолюбителя или тарабарщину пьяного моряка. Сонья вознамерилась разобраться, что это значит. У нее была вся зима впереди.
По вечерам они с Оскари зажигали огонь в камине и свечи, парились в сауне, наслаждались древесным теплом и слушали дикий волчий вой, доносившийся с Корсатунтури. Первый снег укрывал землю одеялом, северное сияние полыхало в небе зеленовато-желтым пламенем, светила луна, а из глубины горы доносился едва различимый, низкий гул дизеля, обеспечивающего электричеством счастливую пару в глухом лесу.
Однако этой идиллии грозила небольшая трещина в лице муниципального ветеринара. Кандидат ветеринарных наук Торсти Ниеминен прибрел с компасом в руке на Кялмитунтури одним слякотным октябрьским вечером, высмаркивая слизь из своего сопливого носа. Он пришел потому, что, насколько ему было известно, находящийся во владении Хуусконена медведь, министерский регистрационный номер 1994/007, оказался ввезен в страну без соблюдения предписанных карантинных правил. Теперь его требовалось усыпить, доставить под наблюдение какого-нибудь зоопарка и продержать там необходимые четыре месяца.
– Зачем его усыплять, он спит уже, – запротестовал пастор Хуусконен.
Не помогло даже веское мнение исследовательницы медведей Соньи Саммалисто. Муниципальный представитель потребовал осмотреть Тысячу Чертей на предмет трихинелл и других бушующих в Европе медвежьих инфекционных заболеваний.
– Не будите спящего медведя.
Не уступив уговорам, настырный ветеринар пролез в бомбоубежище. Прошло несколько леденящих кровь секунд. Затем послышался медвежий рев, и незадачливый посетитель вылетел оттуда так, что железная дверь загудела, как здоровенный карибский стальной барабан. Подволакивая одну ногу, незваный гость приплелся обратно к людям и выписал необходимые карантинные свидетельства. Далее неприятностей уже не случалось, кроме того что, прежде чем хромавшего ветеринара через неделю увезли на снегоходе в Нуннанен, он успел заразить насморком и Сонью, и Хуусконена.
Во время адвента они начали ловить белых куропаток по инструкции президента Эстонии Леннарта Мери. В 1950-х годах он участвовал в экспедиции на Камчатку, где ему повстречался охотник и оленевод коряк по имени Эйтеки. Тот ставил капкан для куропаток по старому обычаю: наполнял опустошенную до дна бутылку из-под русского шампанского горячей водой, затыкал горлышко пробкой и на плотном снегу с помощью этого инструмента оставлял «следы». В получившиеся «следы» Эйтеки насыпал вкусных ягод, которые куропатки с радостью слетались клевать. Однако из снежных ямок в форме донышка бутылки птицы уже не улетали: Эйтеки собирал их в мешок.
Пастор Оскари Хуусконен и биолог Сонья Саммалисто применяли этот превосходный способ охоты на территории Кялмитунтури: в день они выпивали по две-три бутылки шампанского – игристого в погребе было полно, – наполняли их кипятком и проезжали с ними на лыжах по куропаточьим тропам, как Эйтеки. Трофеев каждый раз оказывалось немало, и в довершение удачного дня охоты вдобавок к жаркому было уместно выпить еще шампанского. Не хлебом единым жив человек, по крайней мере в суровых северных условиях у черта на куличках.