Срезающий время - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Борисов cтр.№ 21

* * *

Об этом интересном человеке, наверно, стоит рассказать отдельно. Указ от шестого августа тысяча восемьсот девятого года явился фактически смертельным для чиновничьей судьбы Ромашкина Андрея Петровича. Отсутствие свидетельства об окончании одного из состоявших в Империи университетов делало его карьеру ничтожной. Стоило ли уподобляться мифическому царю Коринфа и пытаться тащить неподъемный камень безупречной службы, если в итоге ты останешься на исходной позиции? Наверно, стоило. Ведь теоретически можно было пройти переаттестацию Главного управления училищ. Выдержать экзамен в науках да получить заветный аттестат; голова-то на плечах имелась. Андрей бы так и поступил, если бы ни какие-то секретные формуляры, из-за которых никто из знакомых чиновника так и не прошел всю процедуру до конца. Ходили слухи, что полторы тысячи рублей ассигнациями давали такую возможность, но платить за то, что ты уже имеешь, казалось невероятным. Семь лет домашнего обучения, год в Падуанском университете (хотелось в Сорбонну, но она была закрыта), два года в Гейдельберге – и все напрасно. Андрей Петрович, в свою очередь, не прочь был даже вовсе переехать из Тулы, если б только нашлось порядочное и не слишком тяжелое место. Такое, где если и придется немного потрудиться, так только состязанием в остроумии и, возможно, зачинить два-три пера под звон колокольчика асессора, да взболтнуть чернильницу и то исключительно лишь для порядка. Но так как подобные места, если они существуют, не являются сами к услугам желающих, а Андрей Петрович был слишком ленив для того, чтоб хлопотать, то этой мечте едва ли когда-нибудь суждено было перейти в действительность. Однако всякий образованный человек живет мечтой. А в ожидании места молодой повеса продолжал курить трубку и декламировать Аристотеля, примеряя себя на место ментора, дававшего уроки таким же, как он, бездельникам, разве что немного моложе его годами. Дни тянулись за днями однообразно и вяло, похожие друг на друга как братья-близнецы, не унося и не принося с собой ни печалей, ни радостей, ни денег, ни смысла жизни, улетая, подобно табачному дыму в открытое окошко.

Наконец, это невозмутимое существование начало утомлять Андрея Петровича; ему захотелось также испытать волнение, захотелось, более чем когда-нибудь, отведать любви, страсти, невероятного опустошения, говоря словами одного его знакомого «чего-то солененького в приторном сиропе». Он всматривался в каждое хорошенькое личико, встречавшееся на улице, и спрашивал себя: «Она?» Но девушки проходили мимо, не обращая на молодого человека никакого внимания… и драмы любви все не было, как не было!

Все изменилось вдруг. Прохладным майским утром она вышла из экипажа напротив здания суда, придержала край платья и, приподняв вуаль, посмотрела на него. В этот миг в голове Андрея Петровича взорвалось. Он ясно представил себе, как прижимает ее к своей груди, осыпает ее горячими поцелуями, обливает слезами и благодарит судьбу, что хоть одну минуту блаженства она даровала ему, хоть одну минуту, прожитую истинною, действительною жизнью! Но, увы! – это были только грезы. Незнакомка совершенно очаровала его, вскружила ему голову. Ее тонкие, нежные черты, ее умные, лазуритовые глаза то и дело мерещились ему: «Ну, зачем я не поэт? – говорил он себе. – Ведь вот взял бы перо, да и набросал бы пару строк, и послал бы ей… Господи! Если б встретить ее одну на улице…»

Нужно признаться, что это последнее желание было совершенно бесполезно, потому что заговорить с девушкой на улице Андрей Петрович никогда бы не осмелился, особенно с такой, в которую он влюблен… Впрочем, помимо своего основного предназначения, стрелы Амура обладают еще одним свойством – они напрочь лишают влюбленного разума, а вместе с ним рушатся многие внутренние барьеры. И стоило лишь неуклюже споткнуться на мостовой, так, чтобы цилиндр покатился, как убегающее колесо, а бумажки веером разлетелись из папки, и все это прямо у вожделенных ног, как в груди что-то екнуло. Приятно так, с явным ощущением тепла и несравнимой ни с чем радостью. И страх перед девушкой куда-то спрятался, да и вообще, он ощутил непонятный прилив сил, от которого горы хочется свернуть, и эта легкость во всем теле, и эта нелепая фраза: «Простите, мадмуазель, я так рассеян… Позвольте представиться – Андрей Петрович…»; и что-то еще, сказанное невпопад, но уже не имевшее никакого значения. Запланированное на небесах случилось, а дальше – это уже дела земные. Невидимым образом два сердца соединились и образовали крепкие узы, словно выкованные из самофракийской бронзы, объединив навеки два существа. Связь эта оказалась настолько постоянна, что была способна восторжествовать над превратностями судьбы и пережить самую смерть. Иногда достаточно одного взгляда, как случилось в Вероне с несчастными Ромео и Джульеттой; иногда достаточно прыжка двух детей, желающих сорвать плод в царском саду, что, например, положило начало дружбе Ореста и Пилада, а иногда достаточно просто споткнуться у открывшейся двери. Напрасно мы не задумываемся о том, что обретение любви является той самой отправной точкой в нашей взрослой жизни. Именно с этого момента возможны такие крутые повороты во всей судьбе, что порою стоит вцепиться обеими руками во что-то надежное, дабы не очутиться на обочине.

С тех пор Ромашкин не расставался с Анной Викентьевной, и она ответила ему взаимностью. Первые недели супружества на новом месте чередовались непрерывными восторгами и поцелуями. Ромашкин никогда не испытывал такого удовольствия от жизни, никогда не воссылал к небесам таких искренних благодарений. В объятиях нежной Анны он наслаждался тем счастьем, которое многим кажется химерой, счастьем, неизвестным для людей, союзом которых являлась договоренность интересов, а не любовь от сердца.

И все было бы словно в доброй сказке, если бы не суровая действительность. Начался судебный процесс, где решался вопрос о чести и достоинстве. Анна выступала истцом, а ответчиком оказался весьма влиятельный вельможа, и лишь своевременное вмешательство Андрея Петровича спасло ее от позора. Подкупленные свидетели в итоге сознались, и ложечки, как говорится, нашли, но осадочек остался. А вместе с этим событием Ромашкин подвергся обструкции (слишком велико оказалось влияние вельможи), и пришлось подавать прошение об отставке. В неполных двадцать семь лет, когда все еще впереди, пусть и бесперспективная – карьера рухнула в одночасье.

Стоит ли говорить, как ухватился за мое предложение опальный юрист? Наверно, излишне, так как уже в начале июля по дороге из Тулы в Москву, а оттуда до Смоленска тащилась на шести маленьких чухонских лошадках огромная дорожная карета, нагруженная узлами и чемоданами. До первого Дилижансного общества еще оставалось десять лет, но частные извозчики уже существовали и вполне себе справлялись.

* * *

Наше ландо выезжало из города ранним утром, примерно в то же время, как и полторы недели назад, когда мы впервые оказались здесь, пытаясь покорить город-оружейник. Жители как обычно выглядывали из окон, но на этот раз некоторые из голов приветливо кивали путешественникам и провожали их прощальным взглядом. Кто-то более или менее сожалел о нашем отъезде, а кто-то откровенно посмеивался. Бог им судья. Долгов мы здесь не оставили и вроде никого не обидели. Полушкин перекрестился на купол церкви, а я задумчиво уставился в блокнот, анализируя вчера составленную таблицу по навеске пороха. Вот остался позади недокрашенный забор корчмы, где собирались переманенные у Гольтякова рабочие, а там, в полуверсте на юго-восток, зеленеет печальными елями кладбище, а там, за поворотом – большой дом купца Мясникова. Прощай, Тула, прощай, столица пушек, пряников и самоваров.