* * *
Виктор Тарасович стоял на пороге бухгалтерии с бумажками в руках. Дело касалось бензина, и за автомагазин еще надо было отчитаться. А его никто не замечал, и, кажется, это к лучшему. Рабочий день почти подошел к концу, обычно женщины в это время уже начинают наводить красоту, но сегодня… пожалуй, лучше по поводу бензина подойти утром.
– Ну и как она? – вела допрос Галина Николаевна.
– Да ничего особенного. Любая так будет выглядеть, если приодеть. Но моло-о-о-денькая… – отчитывалась Аллочка в откровенном декольте.
– И слава богу, – подала голос Мария Петровна, женщина пышных форм и пенсионного возраста, которая, однако, на заслуженный отдых не собиралась.
– Чего слава богу?
– Не один. А то куковать одному-то не сладко, поди. Может, еще образуется.
– Чего образуется? – накинулась на нее Аллочка. – Там по телевизору показывали, каких он любит. И никакого «куковать» не было. Это мы тут: «Ах, Илья Юльевич, какой хладнокровный, человек-лед», а потом выясняется, что в этом льде такие черти водятся – ноги от ушей и грудь с силиконом!
– То-то я смотрю, ты после тех шоу одежду сменила, – усмехнулась Мария Петровна, намекая на декольте Аллочки.
Та слегка покраснела. Виктор Тарасович понял, что пора давать деру.
– Куда? – раздался командный голос Галины Николаевны. – Куда это вы собрались, Виктор Тарасович? А документы?
– А-а-а… ну да… – не успел. – Вот это самое, тут еще вот…
– Ты чего у дверей толчешься? Давай сюда все, что принес, – сладким голосом пропела Аллочка, сама подлетев к Виктору Тарасовичу и забрав бумаги. – Может, чаю? Весь день в машине, устал, наверное. Галина Николаевна, у нас чайник горячий?
– Горячий!
– Ты садись, садись, Виктор Тарасович. Вот скажи нам, откуда взялась эта… гостья?
– Какая гостья?
– Да та, что сейчас в кабинете Ильи Юльевича. Ты привез?
– Я в кабинете у Ильи Юльевича не был и не знаю, кто сейчас у него там, – водитель старался как мог противостоять осаде.
Но бухгалтерия – это очень страшно! В ней столько скрытой силы.
– Ты нам зубы не заговаривай, – включилась в допрос Галина Николаевна, поставив перед Виктором Тарасовичем кружку с чаем. – Ты – личный водитель шефа. Ты все знаешь про его жизнь: с кем ездит, куда ездит, с какими женщинами по ресторанам ходит. Ходит же?
– Очень вкусный чай, – главное, не захлебнуться.
Помощь пришла от Марии Петровны:
– Да что вы пристали к человеку? Он на то и личный водитель, что язык за зубами держать умеет. Если бы болтал как вы, то ездил бы экспедитором. Девушка зашла в кабинет, эка невидаль.
– Да вы просто не видели ничего! – у Аллочки от возбуждения даже глаза расширились. – Он сам, САМ дверь открыл! Вот когда вас туда вызывают, человек-лед даже голову от документов не отрывает, а тут и дверь открыл, и спросил, хочет ли чаю, и голос такой… мягкий, я даже не знала, что он умеет таким говорить. А ничего особенного в ней и нет вообще. Так, молодость, которая, как все мы знаем, проходит быстро. Чем же девчонка его так окрутила?
Кружка со стуком опустилась на стол. Виктор Тарасович поднялся на ноги.
– Значит, так, чай был вкусным, а мне пора. Да и вам бы по домам. А Майя окрутила тем, что человек хороший. Бывает такое – хороший человек. Это тот, который порядочный, добрый и верный. И все у них как у людей. По-людски, значит, по-семейному. Еще бы ребеночка народили, так вообще было бы хорошо. А слушать ваши бабьи сплетни противно. Для таких, как вы, эти самые шоу и придумывают, чтобы было о чем языками чесать.
Бухгалтерию Виктор Тарасович покинул как раз в тот момент, когда из приемной вышли Илья Юльевич и Майя.
Это было настоящее представление. Столько народу собралось в коридоре по очень важному делу! Важнее не придумаешь. Каждому хотелось увидеть необычную гостью шефа.
* * *
Майя молчала всю дорогу. Водителя Илья отпустил и за рулем был сам. Ему очень хотелось ее поцеловать. Еще там – в кабинете, прижать к себе и долго целовать лицо: глаза, щеки, губы. Он чувствовал себя мальчишкой. Там. И приходилось сосредотачиваться, ставя подписи на приказах и деловой корреспонденции, пока Май тихо пила чай. Совсем-совсем чинно.
– Какое ты хочешь? – Илья все же нарушил тишину салона и получил незамедлительный ответ.
– Круглое!
Голос Майи звенел. Волнуется.
Припарковались без проблем. Темный город в уличных огнях. Темный салон автомобиля. Напротив – светящиеся окна магазинов.
– Май?
Она повернула голову. И он все-таки коснулся ее губ. Медленно. Аккуратно. Нежно.
Все хорошо, Май, все хорошо.
В магазине посетителей не было. В такие магазины заходят нечасто и не все. Яркие витрины ослепляют золотом, платиной, бриллиантами, сапфирами, изумрудами, рубинами. И брендами. Май стояла перед всем этим великолепием и молчала. Илья даже не знал, видит она то, что так красиво разложено перед ее глазами за стеклом, или нет.
Наконец девушка подняла голову и попросила:
– Выбери мне сам.
Он точно знал, что делать этого не будет.
– Это твое кольцо, – тихо сказал Илья, чуть наклонив голову. – Просто не торопись. Внимательно рассмотри каждое и скажи, какое ты хочешь… нет, не хочешь, а будешь носить, – потом немного помолчал и повторил, – какое из этих колец ты будешь носить.
Май кивнула и снова обратила свой взгляд на витрину. На этот раз – осмысленный.
Продавец старательно и лучезарно улыбалась.
Выбор пал на простой тонкий слегка выпуклый ободок из золота.
– Картье, отличное решение, – прокомментировала продавец. – У нас есть такие же, но с бриллиантом, вот посмотрите сюда, может быть…
Май беспомощно обернулась к Илье.
– Нет, нам именно это, – сказал он, – и если размер не подойдет…
– У нас есть другие, – заверила продавец.
Кольцо вынули и положили на обтянутую замшей плоскую подушку.
– Прошу вас… – приглашающим жестом.
Покупатели расположились в удобных креслах за изящным столиком.
Подушка с украшением легла перед Майей.
Майя не шелохнулась. Она смотрела на кольцо. Словно то было живое. И они знакомились.
– Знакомьтесь! Алиса, это пудинг! Пудинг, это Алиса
[4]!
Пауза затягивалась.
– Что-то не так? – послышался голос сотрудницы магазина.
Илья взял украшение, потом руку Майи и надел на ее безымянный палец кольцо. Кольцо оказалось впору. Май завороженно смотрела на свою руку, потом пошевелила пальцами, а потом наконец подала голос: